Её члены расслабляются, и она замирает, выпустив свой первый заряд - очень клейкий и славный, только скудный в количестве. Я ничем не нарушаю её спокойствия, пока она сама не приходит в себя; после чего, заглянув ей в лиц и улыбнувшись, спрашиваю, как ей это понравилось.
- О! Я была на небесах, дорогой Чарли! Но думала, что это убьёт меня - уж очень было чересчур... Разве может быть что-нибудь более восхитительное?
- Может! - отвечаю я, - Есть ещё нечто более восхитительное. Но прежде, чем мы попробуем другое, мне надо опять поцеловать вас этим способом: чем более сыро внутри, тем легче мне войти.
- Но, Чарли, не хотите ли вы сказать, что, когда будете входить, станете вводить вашу загогулину? Ведь она теперь стала такой большой...
- Что ж, попробуем, и если это причинит вам слишком сильную боль, мы сможем остановиться.
Так что я снова приступаю к гамаюшированию. На сей раз понадобилось более длительное усилие, чтобы добиться конечного результата. Но эффект явно ещё больший, с более обильными выделениями.
Её небольшой влог смягчён и хорошо увлажнён как моей слюной так и её собственными выделениями и теперь более склонен заполучить мой дрекол. Поплевав на него и смазав его с головки до подножия, я поднимаюсь с коленей и вытягиваюсь на животе у Мэри, а затем осторожно направляю свой дрекол и, потерев им вверх и вниз сначала между губами, а потом теми же самыми движениями возбудив её клитор, осторожно и постепенно вставляю его головку между губ её очаровательного вложка. Трудностей оказывается меньше, чем можно было ожидать: гамаюширование и повторные выделения расслабили мускулы, а её возбудившаяся страстность также подействовала на её органы размножения; во всяком случае, я ввожу головку приблизительно на два дюйма в глубину без какого бы то ни было ропота с её стороны. Разве можно принять за таковой её лепетание:
- Какой же он большой!... Я это чувствую… Кажется, вот-вот проткнёт меня...
Всё это ужасно возбуждает меня, и мне стоит величайших усилий, чтобы не кинуться сразу же вперёд. Но почувствовав, что приходится проталкиваться через некие препоны, я вынужден толкать сильнее и травмирую её.
- Больно! - выкрикивает она. - Прошу вас, остановитесь.
Я же, находясь уже рядом с финалом, чувствую, что надо продолжить. Так что, кинувшись вперёд, мчусь сквозь препоны, а её крики только усиливают моё вожделение. Может быть, всего только один лишний толчок всё и решил бы в мою пользу, но природе было больше не суждено ждать, и я отдаю свою эротическую дань её девственным прелестям, впрочем так и не дефлорировав её. Хотя, возможно, это и кстати, ибо вылитый мною поток спермы послужит не только бальзамом для её частично повреждённой девственной плевы, но и смазкой, ослабит напряжённость во внутренностях её влога, что должно облегчить мне последующие усилия.
В течение некоторого времени я довольно тихо лежу, и постепенно раздувание и пульсация моего дрекола опять пробуждают её юные страсти. Она говорит:
- Чарли, мой дорогой, вы сказали, что в результате будет приятно, и я могу уже чувствовать, что это так… Болит не так уж сильно, и вы можете продолжать так, как вам будет угодно.
От её покоряющих слов и ненамеренных пожатий мой дрекол напрягается, а так как сразу же после окончания его инстинктивной потребности выплеснуть всё до последнего я держу его под полным контролем, держу его буквально в руке; да к тому он же не утратил позиции, не ретировался, то начинаю с преимущества, которым уже владел. Сначала я просовываю свою руку вниз между нашими двумя животами и начинаю тереть ей клитор, который немедленно возбуждает её страсти до самого высокого напряжения.
- О! Чарли, дорогой, теперь вложи его целиком - мне так хочется этого - мне всё равно, причиняет ли это мне боль.
Я совершаю короткие толчки - больше для того чтобы стимулировать её страсти, чем для того чтобы облегчить мои собственные; и хотя она совсем не осознаёт того, что должно случиться, она раздвигает свои бёдра и с усилием поднимает задницу, на деле растягивая свою вагину. Я собираюсь с силами, и поскольку мой петух стал твёрдым как железо, внезапно вбиваю его дальше и, почувствовав, как прорываюсь через чего-то, выигрываю по крайней мене ещё два дюйма вставки. Эффект для моей бедной сестры оказывается самым болезненным, она вожделённо вскрикивает; упорно стремится освободить от меня свои ножны и, чтобы добиться этого, извиваетсявсем телом во всех направлениях; но я для этого уж слишком прочно поглощён, а все её усилия только позволяют мне более легко вложить его ей в ножны до самых моих волос. Ёе слезы и крики так меня возбуждают, что я, как только поток спермы вырывается из меня, лежу словно труп на её теле, но вполне удерживая позиции, коими овладел.
Эта мёртвая тишина длится несколько минут, и до некоторой степени успокаивает неистовство боли, в которое я вверг бедную Мэри. Несомненно также, целебная природа обильной дозы спермы, которой я стрелял по её матке, помогает смягчить её страдание. Во всяком случае, когда мы оба оказываемся в состоянии снова разговаривать, она страдальчески тормошит меня за волосы и желает, чтобы я тут же слез с неё. Но, чтобы сохранить выгодное владение её восхитительно тесными ножнами, я говорю ей:
- Всё теперь позади, и впереди нас ждёт только восхитительное наслаждение.
Несколько минут протекают в этих увещаниях одной стороны и уговорах другой, когда я вдруг почувствовал, как её очаровательный маленький влог действительно пульсируют и ненамеренно пожимает мой всё ещё пульсирующий дрекол. А тот, всегда готовый чуть что встать, опять окостеневает, едва только ощущает себя поглощённым в юном изысканном влоге, который он только что приобщил к любовным мистериям - короче - он, как и положено, твёрдо стоит, а Мэри, сначала с испуганной дрожью, затем со всей энергией пробужденной страсти, начинает двигать своим телом подо мной. Я удерживаюсь от какого-либо вмешательства, уверенный, что, если желание приходит к ней естественно, это удвоит мое собственное наслаждение. Моё предвидение не подводит меня.
Страсти Мэри полностью пробуждаются, и раз так, то только что казавшаяся нестерпимой боль теперь представляется пустяковой чувствительностью и не принимается во внимание, и у нас на самом деле получается довольно восхитительная ебля, мне кажется, будто мой дрекол двигается в тисках, а Мэри виляет своей задницей почти так же здорово, как миссис Бенсон (правда, та это делала всё же более артистично).
Всё имеет свой конец, а этот сопровождается криками восхищения с обеих сторон. Так что одной только этой схватки оказалось достаточно, чтобы начать и закончить образование моей дорогой сестры. Потом она обнимает и ласкает меня, заявляя:
- Вы были вполне правы, говоря, что вслед за болью последует и наслаждение. Разве может быть что-нибудь превосходней и захватывающе, чем ощущения от того, что производила ваша загогулина? Какова её природа? Я думаю теперь, что не такая-то уж она и большая, и для того и сделана, чтобы доставлять предельное удовольствие.
Мы остаёмся сжатыми в объятиях друг друга, а мой дрекол по-прежнему поглощён её захватывающе тесными ножнами. Мы ласкаемся и лепечем, пока он снова не приходит в состоянии сильной эрекции, одновременно стимулируя её маленький и тесный влог, так что это вынуждает нас возобновить нашу любовную стычку. Я нахожу, что моя дорогая сестричка обладает естественной силой нажимать на дрекол или как бы прищемлять его, что по-французски называется casse-noisette (щипчики для орехов). Это - большое достоинство и весьма здорово усиливает наслаждение мужчины, и, наверно, женщины также.
Милая девочка пребывает в исступлении от наслаждения, ею полученного, а боль, кажется, проходит. О! она так мило прижимается, что я не могу выйти из неё, и мы ласкаемся и играем, пока мой петух снова с прежним пылом не поднимается, и она охотно пользуется своим новым и естественно усвоенным даром подкидывания жопой и сжатия влога, пока мы опять не тонем в смерти подобном окончании любовных битв. По возвращении к чувствам я вынужден ретироваться и освободить сестру от непомерной тяжести, с коей моё тело давило на неё.
Мне это всегда казалось необычным, как самые хрупкие женщины выдерживают на себе тяжелого мужчину, не только без дрожи, но и даже с непринужденностью и удовольствием - но это так и есть. После того как я вышел и поднялся, мы с тревогой взираем на мой дрекол - он весь в крови, но кровь со спермой медленно сочится и из её влагалища. Не имея никакого понятия, откуда это, мы сначала, было, испугались. Но минутное размышление подсказывает мне, что это всего на всего естественный результат форсирования мною препятствий, и что достижение наслаждения всё же не обходится без неких последствий.