Следуя её знаку, я начинаю умолять сжалиться надо мной, обещаю вести себя лучше, исправиться в самое короткое время и т.д. и т.п. Но она непреклонна и приказывает мне лечь поперёк её коленей. Затем, обхватив меня вокруг талии, наносит один или два сильных хлёстких удара, настолько чувствительных, что я невольно вздрагиваю.
- Вздумали сопротивляться, сэр? Так знайте же, ваше наказание будет более суровым, если вы стане продолжать в таком же духе.
- Простите меня, дорогая наставница, и я никогда не стану снова так делать.
- Увидим.
Три удара, резких, хотя и не слишком суровых. Я не вздрогнул.
- Ах, это что-то похоже на хорошего мальчика. Теперь никаких возражений нет?
Начинается серия всё менее и менее суровых ударов, пока они не превращаются в своего рода ласково возбуждающее щекотание, которое очень скоро начинает показывать свою действенность в жёсткости моего хуя – бодро расположившегося над обнажённым бедром моей любимой обличительницы, которая, просунув руку под моё тело, завладевает им и с наслаждением находит:
- Как, оказывается, действенны мои процедуры!
И, опрокинувшись спиной на постель, произносит:
- Я больше не могу!... Я в самом деле истекаю…
Я вскакивая на неё, и мы. не вынимая, совершаем ещё пару геройских подвигов с превышающей всякую норму чувственностью.
Но теперь моя очередь. А так как она позволяет мне выскользнуть из своей восхитительной пизды, я принимаю это как причину недовольства.
- Ну и невежливая же вы девчонка! –поднимаю я голос. - Ничего себе манера обходиться со своим мастером (работником, учителем), спроваживая его из его помещения таким способом! Сейчас же дайте мне прут, я должен заставить вашу задницу заплатить за ваше дурное поведение. – Ну же, преклоните колени на эту скамеечку для ног и склонитесь на моими бёдрами. И не вздумайте сопротивляться, иначе будет хуже.
- Ах, прошу, сэр, простите меня на этот раз! – нарочито кричит она, падая на колени около меня.
Я принуждаю её наклониться, и она выставляет свой славный зад во всей его округлом и габаритном великолепии перед моими восхищёнными взорами. Я обхватываю её вокруг талии и сначала кидаю злорадный взгляд на полные сладострастья прелести, не просто выставленные, но и находящиеся в моей власти, а я вооружён отличным прутом. И наношу ей два или три резких удара, которые заставляют её завихлять своими прекрасными ягодицами, но отнюдь не подать голос протеста, а так как я, придя в неистовство вожделения, продолжаю сечь более сурово, она просит меня:
- Будьте же таким свирепым!
Но я стегаю её с возрастающей силой, пока она не начинает корчиться жестокости боли, которую я ей причиняю. Наконец, она изо всех сил пытается освободиться, но по-прежнему полностью остаётся в моей власти, и я не жалею её, пока не замечаю перемену в её чувствах: острая боль сменяется буйством распутства и похоти. Она становится безумной от возбуждения и пронзительно кричит:
- Перестаньте же, дорогой Чарли, и без обиняков выебите меня! Иначе я помру.
Я отбрасываю прут, освобождаюсь от её чресл и перемещаю её на постели так, что она занимает коленопреклонную позицию. Она сама хватается за мой лопающийся дрекол и судорожно направляет его к губам своей шахны, где он тут же поглощается по самый черенок. Движения её становятся невыразимо похотливыми и подстёгиваются силой, котораяв самом коротком времени выливается в стремительный поток спермы, вытекающей из нас обоих. Мы слишком возбуждены, чтобы остановиться, и почти без паузы гоним по второму кругу, ещё более чувственному. Но даже это не удовлетворяет её, и она, заставив меня лечь на спину, переворачивается в противоположном направлении, и мы начинаем взаимный гамаюш. Я преуспеваю в том, что заставляю её снова кончить, а она оказывается в состоянии привести мой хуй в стоячее положение.
- А теперь, Чарли, нам надо закончить через зад .
И сказав это, снова торопливо переворачивается, и, приподнявшись на локти и колени, направляет мой готовый дрекол к узкому обиталищу блаженства. Сразу же после минутного погружения его во влажность её вспененной и выделяющей неприятный запах шахны, я пронзаю (протыкаю) её заднепроходное отверстие. Я завладеваю её клитором, а она – уже готовым дилдо и рукой пускает его в ход. Мы устремляемся в последний круг самого что ни на есть вожделённого и извращённого обладания, которое заканчивается таким убийственным восторгом, что оба мы в полной бесчувственности падаем в постели. Обессиленные исступлёнными чрезмерностями, кои мы себе позволили, без движения и без чувств, мы впадаем в глубокий-глубокий сон до самого что ни на есть позднего утра, так что я возвращаюсь в свою комнату сразу же после того, как мы просыпаемся, не пытаясь даже возобновить какие-либо любовные забавы.
Так заканчиваются мои первые опыты с поркой. Ощущения были такие непривычные, а искушение быть битым и бить в отместку было настолько сильным, что я, увлёкшись наказанием, вышел за все мыслимые ограничения в нанесении ударов по великолепной жопе моей возлюбленной мисс Френкленд. Должен тем не менее отдать ей справедливость и сказать, что она поняла и простила мне чувства, под влиянием которых я действовал, только попросив меня, если в будущем нечто подобное случится, не позволять им так разгуливаться, как в этот раз. Спустя некоторое время мы возобновляем эту жоподёрку, но с нанесением более умеренных страданий – достаточных чтобы возбудить до крайности, но без уж слишком сурового наказания жертвы, неважно кто из нас ею должен быть стать.
И часто после этого тема порки становится темой наших дискуссий, и я снова и снова возвращаю её к мысли, ею уже высказанной, о явной любовной предрасположенности Лиззи. Она по-прежнему подтверждает:
- Да, я убеждена в этом.
После чего я высказываю предположение: