- А теперь переместись назад. Дальше, дальше! К самому моему дреколу. Приподнимись над ним. Видишь, в каком он необузданном состоянии и как желает? Вот я подвожу его наконечник к розово-губной орбите, а ты своим собственным весом опускайся на него.
Она опускается и восхитительно нанизывается на вертикальный кол. Я несколько раз заставляю её приподняться и опуститься, чтобы насладиться зрелищем его входа и выхода. Затем, нежно опуская её на себя, обхватив одной рукой её тонкую талию и повернув в сторону голову, я нахожу, что в наклонённом вперёд псише отражаются и её спина, и её прелестная жопа, и конечно её влог, крайне растянувшийся моим огромным дреколом, а кроме того милая моему сердцу рифлёная розовая скважинка в её жопе. Свободную руку я просовываю ей под бедро и, развернув ладонь, увлажняю её обильной спермой её влога, и исподволь ввожу палец в обиталище блаженства, что поменьше. Её возбуждение становится разъяренным и не знает границ. Действие её задницы блестяще видно в зеркале и отражается в её активных приседаниях и привставаниях. Я позволяю ей делать всю работу, что позволяет мне сдержаться самому, пока она не приближается ко второй разгрузке, когда высокая температура в её влоге, кажется, вот-вот с удвоенной силой подожжёт и меня. Действия наших задниц становится быстрыми и разъяренными и вскоре приводят к восторженной разгрузке, которая, заставив нас чуть ли не задохнуться от диких страстей, тут же опрокидывает её на меня, и мы долго лежим, заключив друг друга в объятия, пребывая в экстазе блаженного удовольствия. После чего поднимаемся, нежно обнимаемся и возвращаемся на кровать.
- Как ты насчёт того, чтобы предпринять ещё одно усилие? - интересуюсь я, предпринимая попытки снова возбудить её.
- Нет, нет! - отказывается она. - Простите меня, но я чувствую себя очень опустошенной и изнурённой. Подумать только: сколько вы заставили меня работать и днём и сейчас, ночью!
- Разве ты не получила удовольствия?
- Ещё какое! Но, пожалуй, хватит.
- В самом деле?
- А то нет! Вы не задавались вопросом, сколько раз заставили меня потратиться? В семь или восемь раз больше, чем вы сами.
Что касается меня, то я не сожалею о её решении, поскольку знаю,что утром к сражению подключится моя тётя, так что мне предстоит ещё померяться силами с ними обеими.
Сон наш глубок, и давно уже наступило утро, а мы всё ещё не просыпаемся. Из-за сдвинутого стула я понимаю, что тётя уже видела нас. Так значит, она уже стоит на страже. Тем лучше! Я сбрасываю с Эллен покрывала, чтобы можно было взглянуть на все её юные прелести. Желание накрыться будит её. Она с любовью взирает на меня, а поскольку я наклоняюсь над ней, закидывает вокруг моей шеи руки, притягивает к себе мою голову и запечатлевает на моих губах нежный поцелуй. Наши языки переплетаются - рука её скользит вниз и обхватывает мой необузданный и пульсирующий дрекол. Я поворачиваюсь и размещаю свои коленей меж её ног, говоря:
- Я готов проникнуть в любовную резиденцию...
Когда вдруг дверь, ведущая в комнату моей тети, распахивается.
Входит моя тётя, издаёт вопль изумления - хорошо поставленный - и кричит:
- Боже милостивый! Что я вижу? Кто бы мог помыслить о таком?
И, явно спасая от меня Эллен, устремляется вперёд, хватает меня за руку и без особого моего сопротивления вытаскивает из кровати, говоря:
- Я просто шокирована. Как вы посмели предаться такому греху и злодеянию? Обольщать юную девочку, находящуюся под моим попечением! Накиньте же на себя что-нибудь, сэр, да побыстрее, и отправляйтесь-ка к себе комнату.
Я нагло объявляю:
- Не буду ничего подобного делать!.. Напротив, раз вы испортили мне забаву с Эллен, я заставлю вас самих заплатить за это.
- Да как вы смеете говорить со мной таким образом, ужасный мальчишка?
- Ну не совсем уж ужасный, дорогая тётя. Взгляните только на это нечто, лишённое слова. Видите, как оно жаждет оказаться в вас?
Тут я обхватываю её своими руками и стараюсь опрокинуть на кровать. Она изо всех сил отбивается, время от времени вроде бы случайно касаясь моего необузданного дрекола и болезненно сжимая его. Затем, вырвавшись от меня, бежит в свою собственную комнату, пытается захлопнуть дверь передо мною, но, вынужденная пропустить, спешит укрыться от меня в постели. Однако мне удаётся схватить её в тот момент, когда она, наклонившись вперёд, пытается взобраться туда. Я задираю на ней сорочку - единственный предмет одежды на ней – и одним толчком сзади оказываюсь по самую рукоятку в её жаждущем и сочном влагалище. Она издаёт подавленный крик и взывает:
- Эллен, сюда! Не дайте ему меня насиловать!
Эллен является, но благоразумно предпочитает остаться наблюдательницей, пока я без передыха мужественно сражаюсь.
- Эллен, почему же вы не оттащите его? Он же насилует меня! - И о, ужас! - совершает кровосмешение...
Миссис Браунлоу разыгрывает из себя всё ещё отбивающуюся, но делает это довольно умело и не без собственной выгоды, на что я позволяю себе заметить: