Шанс

— Сделал.

Над ними висели холодные белые звезды. Холод проникал внутрь, разделяя тела, только что бывшие одним телом...

—... Мужчина! Мужчина!

Очнувшись, Липатов подпрыгнул на шезлонге.

— Мужчина! У вас шляпа улетела. — К нему подбегала белобрысая девушка, держа в одной руке карапуза, а в другой — кепку Липатова, которую именовала «шляпой». — Я кричу вам, а вы не слышите...

— Спасибо, — Липатов взял кепку. — Какой у тебя рыцарь голопопый! Братишка или племянник?

Девушка пристально глядела на него.

— Ни то ни другое, — сказала она, помолчав.

— А кто?

— Вообще-то сын, — сказала она, тряхнув головой. — А что, я прям такой уж малявкой выгляжу?

«Вообще-то да», хотел сказать Липатов, но галантно улыбнулся и сказал: — Ну что ты. Разве для женщины плохо, когда о ней думают, что она еще не такая старая?

— Не знаю, — сказала она, дернув плечом.

Воцарилось молчание. Девушка все так же сверлила его взглядом, затем развернулась и пошла с пляжа, держа сына под мышкой.

Липатов долго смотрел ей вслед. «Нет, походочка у тебя совсем не малявочья», думал он, «хоть и сиськи забыли вырасти, и бедрышки узкие, вон и на пузе шрам от кесарева... И талия худенькая, сквозь нее все видно... Но есть в тебе такое, отчего яйцам неспокойно, как в полнолуние. Черт, через три дня уезжаю... Нет, не будет мне покоя!»

Он встал, быстро собрал вещи и, выждав для верности время, пошел следом за ней.

***

Вечером ему удалось выследить, как она заняла столик на веранде кафе. Ребенок остался с бабушкой, на которую Липатов уже успел полюбоваться из-за кустов, и она была одна.

Подбежав к веранде, он принял скучающий вид, прошел мимо, но вдруг оглянувшись, картинно изобразил радость узнавания:

— О! Мать-героиня! Спасительница шляп и кепок! Свободно?

— Да.

— Что пьем? Коньяк, водка, самогон?

— Пьем? Что-нибудь.

— Ну, раз так, то... — ничуть не обескураженный Липатов подозвал официантку и заказал дорогое вино.

Двадцать минут прошли в его монологах. Девушка молча слушала, не отрываясь глядя на него.

Ее сине-зеленые глаза в вечернем свете стали серебристыми и чертовски красивыми, как кристаллы Сваровски. На ней были только зеленые плавки, купальник и серебристо-зеленый пляжный платок. Липатов отметил, что она накрашена, причем очень умело — не темными тенями, как обычно красятся, а светлыми, золотисто-медовыми, в тон освещению и цвету волос. «Ты не так проста, как кажешься», подумал он и сказал: