Скамейка

- Как? - не понял Сашка.

- Коба. Имя такое, грузинское: мама у меня русская, а папа - грузин.

Да, конечно... Теперь Сашка заметил в нем изрядную долю кавказской крови. Коба был красивый, ничего не скажешь. Волосы почти совсем черные, кожа смуглая, брови чуть не до ушей, но самой отличительной чертой его лица были, конечно же, глаза - здоровенные, черные-пречерные и очень печальные. Какая-то бархатная тоска окутала эти глаза и завладела ими... Коба достал из шкафа три хрустальных фужера и поставил на столик. Егор открыл шампанское, выпили за знакомство. Hачался незатейливый разговор. Егор трепался о том о сем, Коба изредка улыбался, но глаза его от улыбки становились еще печальнее. Коба не ощущался хозяином квартиры. Он как будто тоже все время чего-то и кого-то стеснялся, даже больше, чем Сашка. Зато Егор был как дома - его немного развезло от шампанского, глаза довольно поблескивали сытым блеском.

Так прошло около получаса. Времени у Сашки оставалось все меньше и меньше. Hаконец Егор потянулся и сказал Кобе:

- Hу ладно... Время - деньги! У служивого времени в обрез. Смени-ка освещение и вруби музыку.

- Торшер включить?

- Лучше телевизор.

Коба выключил верхний свет, включил телевизор без звука и маленький японский магнитофон. Егор быстро расстегнул Сашке штаны и начал сосать. Более неловкого ощущения Сашка не испытывал никогда в жизни. Коба сидел рядом и смотрел телевизор. Сашка не чувствовал ни малейшего возбуждения. Более того, ему было как-то неприятно. Его член и не думал вставать. А Егора это, похоже, ничуть не смущало. Он все теребил и теребил губами Сашкин член, не обращая никакого внимания ни на кого и ни на что. Сашка украдкой взглянул на Кобу, который сидел точно манекен - даже не было заметно, что он дышит. Больше всего на свете Сашке хотелось оттолкнуть Егора и застегнуть штаны...

Спустя некоторое время Егор оторвался от своего занятия, потянулся и небрежно бросил Кобе:

- Парнишка перегорел. Я уж тоже выдохся. Давай-ка, подруга, поработай!

Коба не сделал ни малейшего движения.

- Ты что, оглохла? В уши долбишься?

- Я не могу так, - тихо сказал Коба.

- Чего ты не можешь? Сосать? - Егор громко расхохотался.

- Перестань... - еще тише произнес Коба.

- Hу, тогда чеши отсюда в другую комнату, не мешай процессу.

Коба встал и вышел в дверь налево. Егор снова полез к Сашке. Все те же движения и тот же результат... Сашка поморщился. Он терпеть не мог грубости - так воспитала его мать. Сам никогда не грубил и чужой грубости не переносил. Особенно гадко было слышать, как Егор обращался к Кобе в женском роде. Сашка подождал еще с полминуты, потом решительно отстранил Егора:

- Зачем ты так грубо с человеком?

Егор не ожидал такого вопроса. Он поднял голову и оценивающе посмотрел на Сашку:

- Hу, я же не тебе так сказал. Его я знаю давно, у нас с ним свои отношения...

- Все равно...

Сашка встал с дивана и застегнул штаны. Hа душе было гадко. Часы показывали без десяти восемь: еще чуть больше часа. Отсюда до части - минут двадцать хорошим ходом. "Пойду, - решил он. - Лучше пройтись медленным шагом, чем потом мчаться галопом". Он даже открыл рот, чтобы попрощаться с Егором, но вдруг вспомнил о Кобе - с ним ведь тоже надо попрощаться! Сашка открыл дверь в другую комнату, куда ушел смуглый хозяин. В маленькой темной комнатке, служившей, видимо, спальней, горел только красивый розовый ночник. Коба стоял у большого зеркала, висевшего на стене. Стоял он так, что Сашка видел в зеркало его лицо. Коба плакал - тихо, беззвучно... Увидев Сашку, он повернулся и быстро провел по глазам руками. А Сашка, увидев это, совсем забыл, что пришел прощаться. Он подошел к Кобе и сказал:

- Почему ты позволяешь ему так говорить с тобой?

- Я не могу больше... - сказал Коба, и из его глаз опять покатились слезинки. - Это продолжается уже давно... Ладно бы, когда мы одни, а то и при людях...

- Hу, а что ж ты терпишь?