Сладкий снег

Это был серый-серый зимний день. Слякотный, зябкий и унылый. В такие дни, порой, и жить не хочется. Не шла работа, а ползла — Таня вяло перебирала варианты, конфигурировала и переконфигурировала — не то, не то, опять убого... Пальцы сводило, курсор подмигивал и охладитель рабочей станции вдыхал и выдыхал устало и надрывно. Она опять, в который раз, уставилась в текст техзадания.
Внезапный звук заставил оторваться. Ключ повернулся и — щелчок. Невидимая дверь закрылась, и — шаги. Нежданный и желанный, вернулся среди дня — и странно, и приятно. Его приход, как избавление — теперь захлопнуть монитор, каркасы — в обработку, сама — в его объятия.

— Ты такой холодный, муж мой! — промурлыкала Таня и скользнула лицом по прохладной мужской щеке — короткая щетина щекотнула и еле слышно прошуршала возле уха.

— Я охладился, но не охладел — он мягко поцеловал жену в шейку, разогнулся и посмотрел на неё сверху вниз. У него были золотисто-янтарные, проницательные глаза. Эти глаза, изменчивые и живые, ясно выражали все его эмоции, и их пугающая откровенность влекла магнитом. Они смеялись и темнели гневом, теплели нежностью и покоряли раз и навсегда.

— На сборы — сутки, направление — на север. Десять дней за бугром, потом — обратно. Поедем на машине. Муж, как всегда, одним ударом убил скучищу и хандру — Татьяна в восторге завизжала и повисла на нём, как мартышка.

Перед глазами тянулись безрадостные заснеженные пейзажи русской провинции, но на душе у девушки было весело и волнительно. Она не смотрела на серо-белую тягомотину за окном, она неотрывно смотрела на лицо водителя.

Этот мужчина восемнадцать лет был для неё центром притяжения. Он не был красив — грубоватые черты, волевая челюсть, вечно затянутая тенью короткой щетины, ранние морщины на лбу и у глаз — маскулинного типа, даже, суровое лицо. Его густые, коротко стриженые волосы были необычного, пепельно-стального цвета, а брови и растительность на лице, почему-то тёмные, почти чёрные. С лица воды не пить, к тому же он умел так улыбаться, что сразу мог расположить к себе любого. Их история тянулась красной нитью из времён, когда деревья были выше, дни — длинее, всё удивляло и всё было впереди.

*****

Татьяна пална (в ранней молодости её все звали просто Таня, Танюша, Танечка) любила предаться воспоминаниям. В детстве она была мечтательной и странной, училась хорошо, без троек, к тому же музыке училась на фоно, а так же и в художественной школе. С мальчишками дружила, а бывало, и дралась. В войну играли, лазили по стройкам... Была худышкой и малышкой, но храбрая и заводная.

В то лето ей было сто двенадцать, она была сущим ребёнком, ощутившим приход первых романтических желаний (впала в детство) — рисовала в тетрадках ангелов определённо мужского пола и была по уши влюблена в (соседа по палате в доме престарелых) школьного учителя рисования.

В июле, в пятницу, родственники устроили большие сборы и выехали двумя машинами за город. Это было редкое явление — Татьяна пална упросила мать (Терезу) позволить ей сесть на пассажирское вперёд, рядом с ней, и подолгу смотрела на маячившую впереди белую отцовскую двушку.

Пока родственники распаковывались, Татьяна пална осматривалась на новом месте, бродила по участку и с досадой пинала камушки — ей здесь не нравилось. Совсем. Родственники купили эту дачу спонтанно, по знакомству. Соседний участок принадлежал коллеге матери (Терезы), они приятельствовали и та уговорила их.

Этим вечером, Людмила Петровна пригласила всех троих на чай, и родственники болтали о своём, а Татьяна пална шастала по дому — здесь было множество старинных и загадочных вещей, таинственная полутьма и запах дыма. Пройдя весь дом, везде засунув любопытный нос, она наткнулась на лестницу, ведущую в мансарду. Полезла тихо, добралась до двери — здесь было вообще темно. Открыла и вошла — в сумраке разглядела стопки книг, валяющийся в беспорядке ватман, одежду, кульман на доске, магнитофонные кассеты грудой и мотоциклетные колёса у стены. На кушетке валялись тоже книги, плеер и... парень.

Увидев его широкую, голую спину, Татьяна пална испугалась и инстинктивно присела. Это было ни к чему — он лежал на животе, обняв подушку и спал, уткнувшись в неё лицом, так что вряд ли мог видеть старушонку.

Упиваясь смесью страха и любопытства, Татьяна пална стала рассматривать спящего — он дышал глубоко и спокойно, коротко стриженый затылок отливал тёмной сединой, лёгкая небритость, крепкие мышцы и запачканные землёй пятки, торчащие из мятых холщовых штанов. Он показался ей большим, просто огромным и у неё возникла фантазия, что он ужасно злой. Это усиливало страх и она чувствовала настоящую эйфорию.

Внезапно, снизу раздался резкий звук и смех — что там упало, не понятно, но слышно было здорово. Парень глухо простонал и перевернулся на спину. Татьяна пална моментально залегла на пол и замерла, стараясь не дышать. Спустя минуту, старушка осмелела — она тихонько поднялась и затаив дыхание глядела — он тихо спал, и его тёмные ресницы чуть вздрагивали. Татьяна пална увлеклась и мимодумно упёрлась пальцами в постель и слишком поздно поняла, что прикасается к его руке.

Парень молниеносно среагировал — открыл глаза, крепко схватил старушонку за запястье и включил лампу. От ужаса она едва не закричала — сильная рука держала, как капкан, а глаза его — жёлтые, похожие на волчьи, сужали зрачки, привыкая к свету и смотрели на неё со спокойной заинтересованностью. Татьяна пална отпрянула и повисла на руке, слушая его молчание и дикое биение своего сердца. Вглядевшись, он закрыл глаза и разжал пальцы.

Татьяна пална не помнила, как оказалась на первом этаже. С тех пор всё началось.

Ей было сто двенадцать, ему — девятнадцать. Его звали Дима, он был мастер спорта по плаванию и учился на архитектора. Неделю спустя, она сидела, затаившись в кустах и смотрела, как он рубит дрова. Он был босой, в одних потёртых джинсах — мышцы угрожающе переливались под его загорелой кожей, он двигался резко, размашисто и действовал колуном неутомимо и легко. Татьяна пална смотрела во все глаза — ей страшно нравилось его бояться, представляя что он не сын добрейшей матушкиной подружки, а заплечных дел мастер.

Покончив с последним чурбаком, парень собрал полную охапку дров, подошёл к поленнице и стал укладывать. В процессе, стоя спиной к кустам он насмешливо произнёс: — Что зря сидишь там, кормишь комаров? Вылазь и помоги — быстрее будет. Закончим — чаю выпьем, у нас — пирог. Татьяна пална впервые слышала его голос — низкий, приятного тембра и говорил он неожиданно мягко и дружелюбно. Фантазия про палача рассыпалась. Не долго думая, Татьяна пална вышла из засады и принялась таскать дрова. Так они подружились.

Он оказался вовсе и не злой — весёлый, бесшабашный, интересный. Он научил её рыбачить, катал на мотоцикле и брал с собой купаться. Молодёжь свалила в город, в посёлке жили старички да пьяницы, общаться было не с кем и Дима вынужден был тусоваться со старухой из соседнего двора.

На удивление, он не скучал — чокнутая старушонка, могла без устали гонять в футбол, носиться с ним на мотоцикле, бесстрашно сидя задом наперёд спина к спине, завернув руки назад и обхватив его живот. Она до посинения купалась, визжа ныряла с дерева в запруду и кидалась водорослями. Дима пользовался возможностью поддержать форму — сажал её себе на спину и плавал так, пока не уставал — она была такой заморыш что он справлялся без особого труда.

В ненастный день им тоже было чем заняться — сидели в его комнате и резались в картишки или она читала ему вслух. Он лежал, закрыв глаза и слушал старческий голос — она старалась, читала с таким чувством, что он не засыпал. Когда он был подростком, все сверстники читали Дюма, а он любил фантастику и был фанатом Шекли, любил Беляева и Бредбери. И вот теперь, она ему читала... «Графиню де Монсоро». Дима окончил школу с языковым уклоном и иногда занимался с Татьяной палной английским — за это родственники старушки его в постель. Он поддавался и смеялся. Таня вся горела — любовь и водка потекли по венам и ей хотелось сделать с Димой всё, о чём она лишь слышала от Дашки.

Уложив вожделенного мужика на спину, Татьяна развернулась на четвереньках и встав над ним, взяла дрожащими руками его горячий ствол. Ей страстно захотелось сделать Диме минет — она только и думала о том, как бы пошире так разинуть рот и вовсе не подумала о том, что демонстрирует ему довольно интересный вид.

Увидев прямо у лица её открытую промежность — большие губки в прозрачных, мягких волосках, розовые малые и уже явственно набухший клитор, Дмитрий подумал:

— Шестьдесят девять. Прекрасный выбор, Танечка! Высокий старт!