Солдат и мальчик

Мальчик и не заметил, как солдат стянул с него спортивное трико и теперь жадно целует те места, которые еще минуту назад скрывали трусики.

Недоразвитый клювик мальчика оказывается во рту солдата. Ему щекотно и немножко стыдно. Но если его друг так хочет... Разве он может ему отказать?

Между тем, членик его уже так набух, как это часто случается по утрам, когда мальчику хочется пи-пи.

В такие минуты клювик становится твердым-претвердым, и раза в два больше, чем обычно, когда не хочется пи-пи.

Вспомнив об этом, мальчик испугался: если он не выдержит, то может написать прямо в рот другу и тогда их дружбе конец.

- Не надо, - просит он. - Тебе разве не противно? Целуй лучше в губы.

Солдат пощекотал влажным и горячим языком набухший кончик детского перчика, не охотно оторвался от этого занятия и лишь после этого сказал:

- Совсем не противно. С чего ты взял? Ведь я твой друг. Настоящий! А ты - нет.

- Почему? - удивляется мальчик.

- Потому что ты не хочешь целовать меня сюда, - дрожащей рукой солдат расстегивает ширинку и из нее выныривает нечто такое громадное, чего мальчику до этого мига еще не доводилось видеть.

От неожиданности от вздрагивает и в страхе зажмуривается. И лишь спустя минуту, до него доходит: это то же самое, что и у него, только раз в пять или семь больше.

- Ну вот, - прерывает его мысли солдат, - а еще клялся в настоящей дружбе...

- Я... разве... отказываюсь, - шепчет мальчик. Голос его куда-то исчез. - Но я же не знал, что ты любишь... ну... когда целуют твою пипиську.

- Пипиську? Ну да... я понял!

Он огорченно вздыхает, медленно запихивает обратно в штаны сильно возбужденный и оттого не послушный член, всем своим видом выказывая обиду и, давая понять, что поищет себе приятеля в другом месте.

- Не надо, - испуганно шепчет мальчик. - Не обижайся и не прячь его. Я буду целовать сколько ты захочешь, хоть час, хоть два. А хочешь - до самого вечера. И завтра тоже, и всегда. - Он чуть ли не плачет: так ему обидно потерять друга.

Из-за таких пустяков их только что зародившаяся, еще такая хрупкая, как молоденькая сыроежка, дружба может превратиться в грибное крошево.

- Сладкий мой, - гладит его солдат, - не плачь. Я же - человек слова, и мы будем дружить сколько ты захочешь.

Он берет мальчика за шею и нежно, но твердо притягивает его голову к своему члену. - Целуй сколько сможешь...

Мальчик неуклюже обхватил маленькими ладошками солдатский фаллос и чмокнул в толстенную, словно груша, головку. Из дырочки, что посреди головки, выкатилась прозрачная капелька и застыла.

Мальчику показалось, что солдат тоже хочет пи-пи, и он на миг перестал целовать эту пылающую каким-то удивительным огнем грушу, пахнущую почти так же, как губы солдата... - Целуй! Чего же ты? - нетерпеливо говорит солдат. И мальчик целует его в эту капельку. - Возьми конец в ротик! - командует тот.

Головка сразу же заняла весь рот и на большее там попросту не хватило бы места, даже для той капельки. Поэтому мальчик не столько испугался, сколько удивился, когда его рот стал быстро наполняться чем-то вязким и теплым, похожим на кисель.

Но эта жидкость по вкусу совсем не походила на кисель: она не была сладкой, она не была горькой или соленой... Она была как будто бы совершенно безвкусной. И в то же время некий необъяснимый привкус в ней мальчик уловил.

Что-то едва уловимое и давно забытое... не совсем такое, но похожее...

- Глотай скорее! Ну же! - сквозь дикие всхрапы выкрикивает солдат.