Она вздохнула, но понимающе кивнула головой:
- Да, да, наш великий герой. Иди, выкури сигаретку.
Однако в голосе послышалось нечто вроде разочарования во мне. Нина сладко потянулась, а потом маленькой ручкой стала размазывать обильно вытекающую из влагалища сперму по половым губкам и животу. И мне невольно подумалось, что двум таким девицам одного мужчины слишком мало. Разочарованная Таня подкатилась поближе и, прислонившись прелестной головкой к моим плечам, взяла в руки обмякший член и начала его нежно дрочить.
Даже не потребовалось интенсивного массажа яичек, чтобы вновь возбудить моего парня.
Обдав горячим дыханием освобожденную от крайней плоти головку, Таня ласково прикоснулась к ней губами и стала еще интенсивнее делать дрочащие движения. И мне не удалось покурить, затяжки становились все быстрее и наконец пришлось швырнуть сигарету в пепельницу.
Эта чертовка дрочила так, что захватывало дух, и мне хотелось подмять Таню, осеменить, начинить влагалище, как... ну да, как рождественского гуся. И мой час настал! Сначала она разочарованномурлыкнула, но потом, когда по моей просьбе встала над телом малышки в собачьей позиции, это кошачье мурлыканье стихло в предчувствии чего-то необычного.
Пышная грудь Тани колыхалась прямо над лицом Нины, и большой белый зад, как мне казалось, с нетерпением ждал малейшего вторжения. А дальше виднелись аккуратные округлости бедер, узкие плечи, красивая тонкая шея, по обе стороны которой вниз падали рыжие волосы. Картина богов! В диком возбуждении мое копье приближалось к обрамленному рыжими волосиками гроту любви, представшему передо мной между двумя ягодицами темным, полным тайн пространством.
И вот мой страшно напряженный член прижался к половым губкам и толчком ворвался в святая святых. Подо мной и передо мной – учащенное дыхание, сдавленные вскрики. Наверное, Нину все это тоже сильно возбуждало, и она с жадностью массировала полушария подруги, которые висели над ней, как переспелые плоды. Таня зарылась головой в подушку, а член все долбил и долбил сладкую цель, и мое сокровище стоном дало понять, что благодарно мне.
- Сэм... о нет... что ты делаешь со мной... Ты... ты... дальше не идет... а-а-а...
Дальше действительно не шло. Значит, назад. И снова вперед. Извивающаяся передо мной спина сводила с ума, а любовный грот был просто великолепным. Не слишком узкий, но и не широкий. Само совершенство для мужского члена. И в эти мгновения хотелось часами трахать мою Таню. Во всяком случае, мне так казалось, пока неожиданно не почувствовал прикосновение к мошонке и члену маленькой нежной руки Нины, которая искала и наконец нашла место, где соединилось мужская и женская плоть.
Сначала мне это понравилось – прежде всего от желания показать не участвующей в акте женщине, как тверд и велик поршень, который ухватила маленькая ручка у самого его основания. Но потом почувствовал, что в этой ситуации долго не продержусь. Мою рыжеволосую Таню охватил мощный оргазм. Влагалище сжалось и стало совершать доящие движения, обильно увлажнилось, облегчив мое проникновение в самую глубину для извержения спермы.
Нина сразу же почувствовала, что меня "понесло", и самым подлым образом стала мять яички, тереть друг о друга.
- Нет... – хрипло вырвалось у меня, - ах... ты... бестия... не... не надо... еще не хочу...
Но никто меня не слушал. Таня прижималась со всей силой, а Нина мяла мошонку. И совместными усилиями они добились своего. Моя голова дико затряслась, и в конце концов вынужден был отказаться от попыток продержаться еще хоть немного, поняв, что это подходит, напирает со всей мощью и устремляется туда, в это раскрытое передо мной лоно, в этот божественный алтарь, с готовностью доверившийся мне.
И вскоре из меня вырвался победный крик, который слился со стоном испытывающей высшее наслаждение женщины, принимавшей в себя мою сперму. И мне казалось, будто вижу глазами, как длинные струи ударяются о возбужденную матку. От охвативших меня чувств любви, благодарности и желания целовал конвульсивно вздрагивающую спину Тани, а лежавшая под нами Нина подрачивала мой член и терла мою мошонку, по-видимому пытаясь извлечь оттуда еще что-нибудь. Но там уже ничего не было – отдал все.
Наступила бесконечная секунда, когда тело теряет способность сопротивляться.