— Это было намного проще, чем прийти в отчий дом. Правда, мне пришлось не оставить там никого в живых. Но я надеюсь, ты это быстро уладишь с нашей юриспруденцией?
— Не сомневайся! Считай, что уже сделано.
— Как Лиля поживает? Всё такая же красавица?
— Сынку, далась тебе эта блядина? Она уже успела четырежды замуж повыскочить и развестись?!!
— Да, нет, конечно! Просто вспомнил
— Да найдём мы тебе бабу! Беременную, но честную! — загоготал, полностью отошедший от испугу, папаша, — давай за встречу? Что будешь: водочки или Текилы?
— Водочки конечно! С сальцом и солёным огурчиком. Пойду пока приведу себя в порядок. Надеюсь, в моей комнате всё по-прежнему?
— Усё как ты оставил, до уезду!
Не успел я намылить мочалку, как в ванную вошли три совершенно голые девицы. Одна цвета российского шоколада: «Путешествие», другая своей желтокожестью и луноликостью, могла поспорить с полнолунием. Третья голубоглазая и светловолосая во всех местах, была ярой представительницей славянской национальности. Я выбрал негрушку. Её фиолетовые губки отлично опустошали мои мешочки переполненные семенем. В тоже самое время, я, прощупывая гладкость грудей и сладкое междуножье русачки не позволил ей затаить на себя обиду. Поставив её в позу в просторечии именуемой: «рак», мне пришлось подарить ей массу мультиоргазмов. Китаянка, Монголка, а может Казашка, здорово визжала подо мной, извиваясь во всех мыслимых и немыслимых позах. Порядком подустав, я позволил афроамериканке, доставить себе наслаждение, находясь сверху.
Ужин мне понравился. Потеряв множественность калорий во время умывания, я восстанавливал их, пожирая горы мяса и рыбы, закусывая их овощами и запивая молодым вином прошлогоднего урожая.
— Узнаю своего сыночка, — веселился папаша, — очень любил в детстве повеселиться, особенно пожрать!
Ночь застала меня на здоровенной кровати, устланной перинами и шёлковыми простынями. Перелезши на пол я уснул на шкуре медведя А на утро
— Зверёк, а чего это сынок твой ненаглядный на полу спит, а не на кровати? — услышал я мелодичный голосок, принадлежавший, вероятно деве, еще не достигшей тридцатилетнего рубежа.
Осторожно продрав один глаз, я увидел симпатичные ножки, обутые в высококаблучные туфельки и сетчатые чулки. Поведя глазом вверх, я вскорости, понял, что конца им не видно. Пришлось продрать другой.
— Он и в детстве, так часто делал, — доложился мой папахен.
— И ещё мне не нравится, что за последние пару лет он превратился из зассанца и хлюпика в мачу, для которого обойти охрану больше обоймы, словно семачки лузгать. Ну-ка встань, сердешный.
— А ты кто, ваще, такая? Кули раскомандовалась?! — Поинтересовался я.
Рядом с моим новым отцом стояла Моника Беллуччи, вероятно сбежавшая из второй серии Матрицы. Во всяком случае, очень на неё похожа.
— И вроде он чуть пониже. Ты не находишь? — Черноволосая бестия передала веер фотографий Альберту Ильичу, не удостаивая по-прежнему меня вниманием.
— Сынку, а ты разве не помнишь о моей теперешней начальнице охраны. Я ж тебе все уши прожужжал про Виту?
Как я мог помнить, то чего не знал? «Пробелов» в моей памяти было предостаточно. И Борисыч с Альбиной, готовя меня, уповали больше на нахрапистость и срок давности.
— Дело не в этом! — зло пробормотал я, — какого хрена, она меня подозревает в подставе. Может, сделаешь генетическую экспертизу? — чисто, уже беря на понт, поинтересовался я.
— Конечно, сделаю, не сомневайся! — Усмехнулась урождённая Виталина.
Все подробности её биографии мне, уже, перечисляла в ушной жучок Альбина. На одном из моментов, я тут же заострил внимание.
— Ну, давай свою чашку Петри, я туда плюну. А может лучше тебе в рожу плюнуть? А ты донесёшь мою слюну до экспертов?