— Устал? — моя «жизнь» была чересчур нежной для ревнивой разеже/минойское слово, обозначающее партнёра/.
— Да. После тебя и жрицы не устанешь.
— Ооооо, ещё она.
— Ага. Таков Храм. Но в своём ты бы меня после быков бы собирала.
— Стену постучать не забудь. — я суеверно подчинился. — Бедный мой... — она обхватила меня, нежно поцеловав в лоб.
Кавья. Моя девочка. Единственная, которой отдаю себя полностью. Даже Богине — Матери меньше. Всякий раз, когда изменяю ей, чувствую вину. Но прекращать не прекращаю. Радует, что она мне верна без лишних слов. Просто отдаёт себя всю мне. Как и я себя — ей.
Признаюсь, я просто её обнял. Потом опустил руки... они очутились на голых ногах, я их поднял... Мы начали целоваться, я не успокоился и прильнул к её соскам. Впрочем, ласкались мы совсем не долго — пока Кавья, покраснев, не вскочила с меня и не побежала к печи:
— Побери тебя варвары, у меня же лепешки сгорят!
***
Старый Карфаро был удивительным человеком. Ему минуло шестьдесят солнечных кругов и он ещё не растерял силы — ни умственной, ни телесной, что демонстрировал своей любимой шуткой. Шутка заключалась в том, что принимая просителя, Карфаро был не один. Прямо перед ним на коленях стояла обнажённая храмовая рабыня из числа приближенных, и отсасывала его ствол.
В своё время за запинку при докладе в световой колодец вылетел глава храмовой стражи. Сейчас старик скорее веселился этим, чем действительно проверял прихожан. Культ Разайи всякие «ритуалы Обновления» не практиковал. Пиры — да. Таврокатапсию, ритуальный бой с быком, символизировавший борьбу Миноса за жизнь на Крите со своим отцом — да. Но оргии...
/Таврокатапсия, ритуальная борьба с быком, действительно практиковалась на Минойском Крите. Был ли это именно бой — вопрос спорный/
Сейчас Карфаро не шутил. Рядом с ним сидел Риату, маг и глава дворцового архива, чуть младше по всем показателям: он — третье лицо в культе Бога после царя и Верховного Жреца. /Это не ошибка. Царь и царица Кносса являлись одновременно «полубогами» и высшими иерархами культа/ Его присутствие означало важность беседы. Как и то, что охранял нас лично глава храмовой стражи.
— Танато. Твой дядя был великолепным жрецом. Мне жаль, что я не смог тебя принять ранее.
Очередное извинение за прошлое? Или настоящее?
— Благодарю, мой повелитель. — Я склонился перед ним в поклоне. — Нотано действительно был великолепным проводником Его мысли.
— Оставь эти формальности. Перейдём сразу к делу.
— Мой повелитель, — распрямился я — о каком деле идёт речь? — Карфаро поморщился.
— Ты прекрасно знаешь, о чём я. Риату тебе напомнит.
— Два дня назад в Закатные ворота вошёл пеласг с навьюченным мулом. Во время рутинной проверки обнаружился неучтённый груз. После трагичной смерти торговца начальник таможни отправил два послания. Одно — царю, — он погладил маленький лабрис/минойский двуострый топор/ на шее. Другое — в Храм Богини-Матери, чьим последователем он давно являлся. Акалла вдруг обнаружила странные знаки и созвала ритуал Обновления... — усмехнулся он. — Продолжать?
— Нет, ваша мудрость.
— Акалла, — усмехнулся теперь жрец — дура. Она, конечно, привязала странную церемонию с действительно странным для этого времени поведением звёзд, но вдобавок озвучила проблему многим лишним людям. — Он помолчал.
— Включая меня?
— Нет. Тебя б вызвали мы и так. Культ Осьминога доставляет нам многовато хлопот.
— Так их гнездо существует? Тут, во дворце? — ошарашенно спросил я.