Глава 6. В круге втором.
Весь следующий день я мучился сомнениями. С одной стороны, меня безумно заводило все то, что я делал со своей новой игрушкой, более того, она тоже не была против. Но другой, старый Я пребывал в состоянии легкой паники: «Во что я превращаюсь?! Куда меня это приведет?!!» Словом, работать было совершенно невозможно, все мысли вертелись исключительно вокруг возвращения домой. В итоге, после обеда я плюнул на все, наскоро закончил отчет по командировке и, под предлогом недомогания «от этой жратвы из поезда», слинял домой.
Перед дверью ненадолго замер, собираясь с мыслями. Уже решил, что если сейчас она не встретит меня так, как я вчера приказывал, никаких репрессий не последует, будет шумный дневной секс, вскользь брошенное обещание позвонить и расставание, возможно, навсегда... Решил и повернул ключ в замке.
Картина, открывшаяся мне, тут же смела это решение начисто – она стояла посреди прихожей на коленях, обнаженная, в ошейнике и с браслетами на руках. Но больше всего меня поразил взгляд, которым она меня одарила – в нем читалась преданность собаки и вожделение. Игра ее увлекла. Неожиданно для самого себя, я почувствовал злость. Злость на нее, на эту грязную тварь, готовую быть чужой вещью, исполнять прихоти человека, который ни во что не ставит ее саму... Злость на себя, за то, что не хочу, чтобы она поднималась с колен, а хочу лишь еще больше ее унизить, растоптать, уничтожить в ней личность... Злость на всю эту дурацкую ситуацию и на собственные сомнения.
Моя ярость вылилась в несильную пощечину. На ее глаза мгновенно навернулись слезы обиды:
- За что?
- Не смей смотреть мне в глаза! - сходу придумал я причину. Она сразу потупила взгляд и задышала чуть тяжелее. Я опустился на пуфик и вытянул в ее сторону ноги. Молча. Она все поняла и стала стаскивать с меня ботинки. Когда с обувью было покончено, я коротко бросил: - Ванну. Горячую.
Она метнулась исполнять приказ, позвякивая цепью, а я прошел на кухню и сварил себе кофе.
В тот день я снова порадовался тому, что в свое время не поскупился отдать деньги за большую угловую ванну и перепланировку квартиры. Серьезные деньги, что там говорить, но они окупились – я блаженствовал в горячей, источающей аромат морской соли воде, а мягкие женские ладошки осторожно намыливали и ополаскивали мое тело, спускаясь все ниже, нащупывая под водой уже рвущийся в дело орган. От былой ее стыдливости не осталось почти ничего, она с явным удовольствием начала водить рукой по моему члену, перекатывать яички, гладить живот и ноги.
Почувствовав накатившее возбуждение, я поднялся и потянул за цепь на ошейнике, который она не осмелилась снять даже в ванной. Ведя ее на поводке, я зашел в комнату и улегся на кровать, а ее подтянул к вздыбившемуся члену. С едва заметной заминкой, она раскрыла рот и начала сосать. Ее неумелый, но старательный минет не мог заставить меня кончить, но давал возможность вовсю насладиться видом.
Она стояла на четвереньках, опираясь локтями о кровать, коленями на полу. Оттопыренная попа сверкала капельками воды. Когда я нажимал на затылок сильнее, погружая член в ее горло, ее спина чуть выгибалась и густо покрывалась мурашками. Вторая моя рука покоилась на ее ягодице, и пальцы лениво подбирались к девственной попке. О том, что эта дырочка еще не использовалась никем, я знал с ее слов, оброненных однажды ночью. Тем притягательнее она была для меня.
Но вскрывать ее вот так, в ореоле десадовской романтики я не хотел. Этот путь она должна познать только через боль.
Я прервал ее старания, усадил сверху и взял в руки ее бедра. Она стала насаживаться, выгибаясь и постанывая, прикрыв глаза. Я же любовался ее телом, принадлежащим мне безраздельно, ее скачущими в такт движениям грудями, ее напрягающимся животиком. Она была красива. Очень по-своему, не «глянцево», не модельно...
Я упивался ее красотой, но еще больше я упивался собственной властью над этой красотой, собственной волей решать, что эта девушка будет делать в следующий миг. Коротко двинув бедрами, я сбросил ее в сторону и сел.
- Пошла вон! - процедил я сквозь зубы. Неясное желание обидеть ее двигало мной. Своей цели я добился – она убежала в другую комнату, прижимая ладони к лицу. Эту картину я не мог пропустить.
Направившись следом, я встал в дверях и наблюдал, как, свернувшись калачиком, она плачет в ладошки, плечи ее подергиваются. Она даже не забралась в кресло – забилась в угол, села на пол и рыдала. Я подошел, взял ее за волосы и вновь ткнул член в ее губы. Но обида на время затмила для нее все – она оттолкнула меня и отвернулась.
- Первое предупреждение, - негромко заметил я, и наградой за изобретательность мне стал ее испуганный взгляд. - Тебя ждет наказание.
Оставив ее на полу, ожидать участи, я вернулся в комнату и вытащил из рабочих брюк ремень. Узкий, тугой, он был словно создан для порки. И едва она увидела в моих руках это орудие, ее затрясло. Испуг в глазах сменился ужасом.
- Не надо, пожалуйста... - протянула она плаксиво. - Я больше никогда... Не надо... Ну, не надо... - она ревела навзрыд, всхлипывая и инстинктивно закрываясь руками.
- Вставай на четвереньки, лицом к окну.
- Пожалуйста, не надо!.. - она все еще верила в то, что меня можно взять жалостью. Я же, видя ее унижение и страх, распалялся еще больше.
- Я не собираюсь повторять! - рявкнул я, замахиваясь. Если бы она встала в требуемую позицию, я бы ограничился пятью-шестью слабенькими шлепками. Но она заупрямилась, забившись в свой угол, словно он мог ее спасти, и меня это разозлило. Я стеганул наотмашь, с оттяжкой и из ее груди вырвался первый крик.
- Заткнись, тварь! - И новый удар обжег ее тело. - Закрой свой рот! - Снова свист и щелчок. Крик прервался рыданиями. - Грязная мразь! - Еще удар, еще один вопль. - Дешевая подстилка! Мерзкая шлюха! Соска! Дырка! - каждое оскорбление я сопровождал хлестким ударом.
Не знаю точно, сколько это продолжалось. Первым дыхание кончилось у меня, последние несколько ударов я нанес молча, по инерции. Ее крики превратились в жалобное, собачье поскуливание, она только вздрагивала, даже не пытаясь уже закрываться руками. Отбросив ремень, я наклонился и поднял ее на руки. Слезы градом лились из ее глаз, но всхлипов уже не было – она просто скулила, не понимая, что с ней происходит. Расширенные почти до радужки зрачки, были затуманены ужасом и болью. Вся спина, бедра, ягодицы, левый бок и плечо были покрыты красными вздувшимися полосами.
Я уложил ее на кровать, так нежно и осторожно, как только мог. Принес крем. Она лежала на боку, глядя на меня удивленно-испуганно, а я легко скользил руками по ее телу, смазывая места, куда пришлись удары ремня. Я целовал ее, ласкал и гладил так, как может только тот, кто только что причинил ужасную боль.