Варварский набег северных племен на какую-нибудь нашу деревню. Связываться с гарнизоном имперских солдат ни одно племя само по себе бы не рискнуло. Скорее несколько воинственных кланов объединились. Битва окончилась не в их пользу, часть взяли в плен. И вот, четверо воинов из одного и того же клана оказались плечом к плечу на арене.
Они готовы были рискнуть друг ради друга. Прикрыть друг друга, прекрасно понимая, что чем дольше они сумеют продержаться, тем слабее я стану. Они уже поняли, что я сильнее, быстрее и ловчее каждого из них в отдельности, но отразить атаку одновременно с четырех сторон способен лишь воинственный бог Мораг-Бат, коим я, к сожалению, не являлся.
Публика бесновалась, выкрикивая мое имя, подбадривая меня побыстрее добить этих выродков. Сомневаюсь, что хоть кто-то из них понял происходящее. Для этого нужно было быть воином. Я атаковал и никого не убил. Большинство наверняка решили, что я просто играю, но некоторые, возможно, поняли, что я просто не сумел этого сделать.
Я снова просчитал в уме ситуацию, внося поправки в заготовленный еще у решетки план. На ближней дистанции, с клинком в руках, у меня было немного шансов. Я легко мог оставлять им раны, пускать кровь, но все же их четверо, а я один. Если они сумеют вовремя подгадать момент и сложатся вместе, я умру даже не поняв, что случилось. Поднять обратно нагинату?
Два «но». Во-первых, скорость тут больше не сработает, они просто выстроятся в каре и будут помогать соседям, сбивая мое оружие еще на подлете. А во-вторых, от нее меня отделяло четверо не очень то довольных мужиков.
Я вздохнул. Делать было нечего. Немного рискованно, конечно, но оставшийся у меня вариант мог принести мне быструю и зрелищную победу. А то, что ради этого мне придется выжать из своего тела все, что я получил за годы усердных тренировок, никого не касалось.
Я отошел к центру арены и воткнул клинок в землю. Северяне опасливо переглянулись. В прошлый раз этот мой жест стоил им товарища и нескольких литров крови. Они подобрались, подняв щиты до самых глаз, и пошли на меня, выпустив в центр двух варваров с деревяшками, в то время как воины с двуручным оружием заняли позиции на флангах.
Что ж, похвальный жест, но бесполезный. Я потянул за шнурок у плеча и здоровенный клеймор упал в заранее подставленную ладонь.
Полметра рукояти и чуть меньше полутора — прямое двустороннее лезвие. Если честно, я не любил пользоваться этим мечом на публике, приберегая его для совсем уж хреновых случаев. Примерно таких, как этот.
Я выждал несколько секунд, тщательно прикидывая расстояние до воинов. После чего резкий шаг вперед, круговой поворот. Лезвие длинного меча прочертило длинную дугу на песке и плашмя обрушилось на щит северянина. Столь сильный удар сбил его с ног, отбросив назад на пару метров. Я даже не взглянул на упавшего. Его время придет чуть позже.
Вместо этого я обрушил секущий удар по стоящему рядом варвару, накрепко впившись лезвием в рукоять его топора. И тут же, пока он не опомнился, ударил его локтем по ребрам. Шип на моем браслете прочертил глубокую борозду, заставив воина на мгновение ослабить хватку.
Клинок тут же сделал короткое движение и снес воину голову с плеч. Все произошло быстрее, чем остальные подоспели на помощь.
Шаг назад, поворот, раскрутив меч над головой. Новый удар плашмя, на сей раз сверху. Северянин закрыл голову, но сила удара буквально вколотила его в землю, вынудив упасть на колени, весьма внушительно получив собственным щитом по голове. Еще шаг назад, опять полный поворот, выбросив клинок на длину руки и живот у бедняжки оказался вспорот почти до самого позвоночника.
Воин с кувалдой ошарашено смотрел на своих поверженных собратьев. Позади него наконец то умудрился подняться северянин с окровавленной головой и изрядной выбоиной на щите.
Я не стал с ними церемониться. Отошел чуть-чуть в сторону, перехватывая клеймор левой рукой, и одним движением выдернул клинок из земли, посылая его в полет. Меч сверкнул на солнце и раскаленной молнией пробил горло северянину, почти что пройдя навылет. Будет знать, чего стоит потеря внимания в бою!
Оставшийся воин со щитом в руках смотрел на меня как на смерть. Да, в общем то, я и ею и был. Его смертью. Я отбросил в сторону длинный клинок. Он мне не понадобится.
Публика бесновалась на трибунах. Им всегда нравились кровавые зрелища. А на арене без крови никак. Как, впрочем, и без одобрительного рева толпы.
Воин пятился, глядя как я иду на него. На моем теле не было ни царапины, в то время как у него кровоточила голова, левая рука и нога. На моем лице было спокойствие, а на его — паника и ужас. Мы оба уже знали исход этого поединка.
Он выставил вперед щит, а я просто-напросто схватился за верхний край, слегка потянув на себя. Бородач наотмашь ударил топориком поверх щита, пытаясь от меня отмахнуться. Чего я, впрочем, и ожидал. Я резко упал вниз, нанося удар ему по колену, не отпуская его щита. Северянин потерял равновесие и рухнул вниз, в то время как я аккуратненько встал и подставил локоть в нужную точку у себя за спиной.
Мужик упал прямо на шип, распоров себе горло. Я же глядел на него сверху вниз. Он умирал, я видел это в его глазах. Я наклонился и подобрал его топорик. Тот оказался на удивление легким. Резкий взмах и лезвие раскроило череп.
Трибуны притихли. Зрелище было окончено, но они напряглись в ожидании. В абсолютной тишине я подобрал свой клеймор и, подняв его одной рукой над головой, издал громкий боевой клич, раскатисто разнесшийся по всей Арене. И лишь сейчас публика заревела от восторга.
— Победа! — бесновался комментатор. Судя по тону, я б сказал, что он только что выиграл неплохую сумму. — Кровавый лорд Катрегги победил!
Вот ради чего стоит жить. Момента, когда рев толпы пронизывает тебя. Когда ты ощущаешь себя сошедшим с небес Богом. Когда, пусть даже на миг, ты возносишься выше самого Императора!
Сегодня я вдоволь насладился этим чувством, прежде чем отправил клеймор в ножны и подобрал свое оружие, покинув Арену под громкие овации.
Гладиаторы, стоявшие за решеткой, почтительно склонили головы, когда я проходил мимо, и это был жест отнюдь не вежливости, а искреннего уважения. Они жили на Арене. Хотя правильнее будет сказать, они жили лишь до тех пор, пока побеждали на Арене. И уважали любого, кто сумел то же, что и они.