Возвращение Бога

— Вот именно, — подтвердил Аэль и поднялся на ноги, — никто из них не смыслит. Тантару вообще нет никакого дела, а Агнис слишком горяч и вспыльчив

— К чему ты клонишь? — на этот раз в алых глазах Господина вспыхнул огонек интереса.

— Если мы объединимся, они не смогут нам ничего противопоставить, — шире улыбнулся Аэль.

Господин снова отвернулся к окну, но теперь не видел лавы и не слышал рокота и стонов. В его ушах стояли звуки битвы, звон стали и свист стрел, а перед глазами проходили бесчисленные армии с ним на пылающей лошади во главе, а на его губах играла торжествующая улыбка.

— Каковы твои цели? — поинтересовался он.

— Неужели не ясно?

— Но ты же никогда не стремился к власти! — он резко развернулся лицом к Аэлю. — Я же приходил к тебе тогда, и ты отказался поддержать меня. Ты сказал, что тебе это не нужно

— Верно, — глаза Бога Неба светились снисходительной радостью. — Тогда мне это было не нужно, потому что ты шел против отца. Твой план был с самого начала обречен на провал — и об этом знали все, кроме тебя. Но сейчас все иначе. Если ты соберешь свои легионы и нападешь внезапно, они просто не сумеют ничего тебе противопоставить.

— Но если они объединятся — Господин прищурился.

— Не смеши меня, — отмахнулся Аэль все с той же божественной улыбкой, — они не смогут объединиться — слишком велики разногласия между ними и они слишком долго их лелеяли. К тому же они слишком заняты разжиганием вражды между своими расами. Поэтому сейчас самое лучшее время для нападения.

— А если я проиграю?

— Ты ничего не потеряешь. Ты вернешься сюда в то же положение, в котором ты находишься сейчас. Но в случае победы ты получишь куда больше, чем потерял тогда — ты вернешь свое имя, свои храмы. Твой культ станет даже более почитаемым, чем был раньше.

— А ты?

— Ты не поймешь, — Аэль вдруг тяжело вздохнул и отвел глаза в сторону. — Четыре бога, четыре стихии, четыре расы. Сейчас миром людей правит Кайнариони, но цари все еще мечтают захватить верховную власть. Это идеальная почва для начала новой войны. Братья не понимают, почему война это плохо. Они считают, что стоит позволить людям уничтожить друг друга и создать другой мир. Но я-то знаю — сколько бы миров мы не создавали, итог всегда будет один. Потому что проблема этих миров не в них, а в нас. Мы создаем людей по своему образу и подобию, мы разделяем их на расы согласно своим стихиям, и каждая раса поклоняется своему богу, перенимая его стремление к абсолютной власти

— Ты хочешь установить единую религию для всех рас? Ты хочешь объединить людей под владычеством одного бога? — догадался Господин.

— Да, — кивнул Аэль. — Я не могу стать таким богом, как не могут им стать ни Тантар, ни Дифус, ни Агнис, потому что в таком случае возвеличится одна из рас, а другие должны будут ей подчиняться. Это неизбежно вызовет недовольство, как среди людей, так и среди богов. А ты другое дело. У тебя нет своей расы, значит, в твоих глазах все они равны. И ты в их глазах олицетворение пугающей и неведомой силы.

Господин улыбнулся и чуть прикрыл пылающие глаза.

— Аэль, твои речи, как всегда, убедительны, — проговорил он после паузы. — Я согласен. Когда выступаем?

— Как только ты будешь готов, — чуть склонил голову Бог Неба.

* * *

В Гуарране наступило время благоденствия. Четыре расы признали власть Кайнариони. Куардадианон продолжали нести службу в качестве ее личной гвардии, но теперь были созданы отряды и из агниарнон, дивадурон и дандайарол, которые также охраняли покой Госпожи.

Антанаэль по-прежнему выполнял обязанности Истинного Воина и сопровождал Тарну в ее воплощениях в других мирах, но если раньше в таких путешествиях он ничего не помнил о Гуарране, то теперь он всегда был хорошо осведомлен о своей миссии и о миссии Кайнариони.

Вроде все шло хорошо, но с каждым днем Антанаэля охватывало все большее беспокойство. Он с нараставшим волнением всматривался в собиравшиеся по вечерам над горизонтом тучи и с удвоенным усердием следил за перемещениями Тарны. Что-то назревало, он чувствовал это. И Кайнариони все больше времени проводила в Святилище, а не в Зале Совета.

— Антанаэль, — однажды сказала она ему, с тревогой глядя куда-то вдаль, — скоро все изменится. Мир станет другим.

Он нежно обнял ее плечи: