— Понимаешь, Коль Я их не осуждаю. Они правда не железные. Но им здесь еще больше полутора лет жить. И я боюсь, что они привыкнут к этому и уже не захотят, не смогут вернуться к нормальным отношениям.

— Что ты предлагаешь.

Она тяжело вздохнула. Слова дались ей с трудом.

— Им нужен мужчина, Коль. А поскольку ты единственный мужчина на острове, то Понимаешь?

— Понимаю Но я не знаю, Свет. Они мне нравятся, да. Но я люблю тебя. И не хочу тебя потерять. Понимаешь, сейчас ты предлагаешь мне стать их мужчиной. Но потом, когда это случится Я не уверен, что ты сможешь нормально к такому относиться.

— Я смогу! Я клянусь, что если ты согласишься, я никогда не стану осуждать тебя. А если нет — я тоже пойму.

— Ты станешь осуждать себя.

— Может быть. Но это не изменит моего к тебе отношения. Я точно знаю.

— Эх, Света Трудно это.

— Да. Я не прошу ответа сейчас. Но обещай, что ты подумаешь.

— Обещаю.

* * *

15 ноября случился первый за зиму снежный буран. Здесь они были не редки, но этот был особо жестоким. В добавок ко всему, температура упала до минус 20 градусов. Ураган бушевал уже 18 часов, снег завалил наш дом почти под крышу, и мы даже носа не высовывали наружу.

— Ничего, переждем, не первый раз!, — успокаивала меня жена, — Через пару дней закончится. Потом, правда, лопатой неделю придется махать, но это даже полезно.

Но переждать не вышло. Из управления пришла срочная радиограмма, запрашивающая внеплановую сводку погоды. И ведь как некстати за два часа до этого ветер оборвал воздушку, прокинутую между маяком и домом! Таким образом мы не могли, не выходя из дома, получать данные с установленного на маяке метеооборудования. Света отстучала ответ, где сообщила ситуацию, и пояснила мне на словах:

— В прошлом году такая же ерунда была. Я неделю данные не передавала, и ничего, никто слова не сказал. Буран утихнет — восстановим потихоньку.

Но следующее послание из управления, полученное буквально через 5 минут, было категоричным: «Немедленно принять все меры к устранению неполадок. Сухогруз ледового класса «Симонов» зажат во льдах. Объявлена чрезвычайная ситуация. Сводка нужна для организации спасательной операции»

Делать было нечего. Я оделся тепло, но так, чтобы одежда не сковывала движений и приготовил инструменты, перекинул через плечо бухту веревки и полез на чердак. Дверь была завалена, поэтому выбраться из дома можно было только таким способом. Снежный покров был уже всего на метр ниже козырька фронтона. Спрыгнув вниз, я провалился по самую грудь. Света сбросила мне конец кабеля, я обмотал его вокруг запястья, и начал медленно продвигаться в сторону маяка, барахтаясь в рыхлой белой снежной массе. Путь до цели занял у меня минут 20. Я потерял варежку, снег пролез везде, куда мог. Спрессовался в ледяные катышки в рукавах, отчего руки почти онемели, проник под воротник, забился за голенище левого валенка. Но я был уже у беленой потрескавшейся стены маяка, и дальше должно было быть проще, хотя предстояло еще проникнуть внутрь.

Башню строили умные люди, и на случай как раз таких снежных заносов в ней были предусмотрены двери снизу доверху через каждые 3 метра. Причем между ними была устроена надежная стальная лестница. Ближайшая дверь была всего на метр выше, и я ухватился за перекладину. Через минуту я уже твердо стоял на приступке у порога, отодвинул задвижку и попытался открыть дверь как можно шире. Ветер позволил сделать это лишь сантиметров на 35—40, но образовавшейся щели хватило, и я протиснулся внутрь.

Первым делом я убедился, что генератор работает исправно, и запаса топлива хватит еще дней на 8. Затем зашел в аппаратную напротив. Там тоже все было в порядке. Оставалось осмотреть еще метеодатчики, и для этого пришлось подняться на самый верх, на смотровую, где был установлен контейнер с оборудованием. На площадке ветер дул, казалось, со всех сторон. Колючий снег моментально залеплял глаза, делая меня практически слепым. Контейнер был на месте, и мне оставалось только обмести его щели для доступа воздуха. Затем я подошел к краю площадки и перегнулся вниз. Света уже копошилась почти прямо подо мной, и я ее едва видел сквозь белую пелену. Она подняла голову и что-то прокричала, но ничего разобрать было нельзя. Мешали завывания ветра и уши шапки. Ее рот снова открылся в беззвучном крике. Ни фига не разобрать! Тогда я развязал тесемки под подбородком и поднял одно ухо. И в этот самый момент мощнейший порыв сорвал с меня шапку и унес в никуда. Ну ничего. Сейчас уже быстро.

— Кида-ай, — донесся до меня голос жены.

Я снял бухту с плеча, размотал и бросил вниз конец. Тот долго мотался на ветру, пока Свете удалось его поймать. Она быстро подвязала конец кабеля и дважды дернула за веревку.

— Иди в до-ом! Дальше я са-ам! — заорал я изо всех сил.

Жена кивнула и, гребя в снегу всеми четырьмя конечностями, поползла к дому. Я же вытянул кабель и через специальный ввод, защищенный козырьком, просунул его внутрь маяка. С защитой от перетирания решил не заморачиваться. При таких погодных условиях это было просто невозможно. Неделю продержится — и ладно. К тому времени буран кончится и можно будет все сделать, как следует. Кое как откинув люк, я, наконец, убрался со смотровой площадки и нырнул в стылое, но безветренное нутро маяка. Первым делом ощупал голову, нет ли обморожения. Волосы сбились в ледяные иголки, щеки горели (это хорошо!), а вот ушей я не чувствовал. Растерев их меховым подворотом оставшейся варежки, я принялся за дело дальше.

Втащил кабель внутрь, натянув его как можно сильнее, закрепил и оценил запас. Его как раз должно было хватить до аппаратной. Еще через полчаса все было готово. Летом, в тепле, присоединение кабеля заняло бы у меня максимум 5 минут. Но сейчас пальцы застыли и абсолютно не слушались. Щелкнув тумблером, я со страхом уставился на коммутационный пульт. Зеленая лампочка, сигнализирующая о наличии связи, вспыхнула почти сразу, заставив меня заорать от радости. Готово! Теперь обратно