Возвращение на Скалистый

— Ничего. Метеостанция на острове. Начальник — Светлана Сергеевна. И все.

— А Вы давно в управлении работаете? 15 лет, кажется?

— Да.

— Вот это многое и объясняет, голубчик.

— Что объясняет?!, — вспылил я

— Ну, давайте по-порядку Что мы знаем точно? Что Вы впервые в жизни полетели на Скалистый, чтобы что-то там починить. Что Вы думали, что ничего не знали до этого об этом острове и его обитателях. Еще мы точно знаем, что вертолет потерпел катастрофу. И что Вы провели в коме здесь, в этой больнице, около 10 месяцев.

— Но

— Не «но»! Это факты, Николай Павлович. ФАКТЫ! А теперь предположения. Вернее, оно всего одно. Я, наверняка, сильно огорчу Вас, если скажу, что Скалистый Вам, скажем так, приснился. Это был сон, но очнувшись, Вы приняли его за реальность. И этот сон спас Вас, скажу я! Именно он! Видите ли, 10 месяцев коме — огромный срок. Большинство пациентов после столь длительной комы возвращаются, если возвращаются, не совсем в нормальном состоянии. Это еще мягко говоря. А у Вас все функции мозга в норме. И знаете почему? Потому что Вы были в коме, но Ваш мозг продолжал работать! Поэтому я и говорю, что эти видения спасли Вас!

— Но я же все помню, доктор! В деталях!

— Это и есть самое поразительное. Но и этому есть объяснение. Я не зря спрашивал, сколько Вы проработали в управлении. Понимаете, есть мнение, что наш мозг ничего не забывает. То есть Вы за время работы могли услышать что-то об этом острове, например, из постороннего разговора в курилке, или в порту, или еще где. Могли мельком увидеть где-то фотографии метеостанции. Эта информация была в то время для Вас неважной, и Вы не обратили на нее никакого внимания. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Но она не пропала, а запечатлелась в каких-нибудь глубоких анналах памяти. А потом всплыла, когда Вы спали. Улавливаете?

— Возможно. Но есть такие интимные подробности, которые я нигде не мог услышать или увидеть. Форма груди моей жены, к примеру. Как Вы это объясните?

— Я Вам отвечу. Вы знаете, чем мы отличаемся от животных?

— Много чем

— Нет. По сути — ничем. Кроме того, что умеем фантазировать и мыслить абстрактно. Вы просто придумали себе все эти подробности. Мозг формировал картинку, но она была неполной. Не хватало деталей. И Ваш разум дополнил эти детали, включив фантазию. Вот и все!

— Звучит, конечно, убедительно, но в голове все равно не укладывается. Ведь я там был словно вчера!

— А я о чем?! Поразительный случай! Поразительный! Московские коллеги, кстати, очень Вами заинтересовались. И готовы даже сами прилететь в Николаевск

— Погодите-ка, — перебил я, — Мы в Николаевске-на-Амуре?

— Да. А Вы не знали? Ближайшая нейротравма была здесь. Сюда Вас и доставили.

— Да как-то забыл сразу спросить.

— Не страшно. Так на чем мы остановились? А-а Вот! Вы согласны задержаться здесь и поработать с москвичами?

— Нет!, — твердо ответил я, — Не хочу быть подопытной крысой.

Иван Иваныч начал горячо переубеждать меня, разглагольствуя об уникальности моего случая и о той пользе для науки, которую можно извлечь, изучив его. Но я был непреклонен. Тогда он перешел к завуалированным угрозам, намекая, что он может и изменить психиатрическое заключение не в мою пользу. Пришлось пойти на уступки и согласиться, чтобы он поизучал меня лично. На это доктор пошел охотно. Сыграло тщеславие ученого. Кому ж не хочется стать первооткрывателем нового явления психиатрии!

Так что последующие до выписки 3 недели мне пришлось ежедневно по несколько часов общаться с психиатром, проходить предлагаемые им тесты и отвечать на бесконечные вопросы. Параллельно я утряс и более жизненные проблемы. Дело в том, что в момент катастрофы я числился сотрудником управления. И написанное мною ранее заявление об увольнении значения тут не играло. А значит, мне полагалась предусмотренная трудовым договором компенсация, зарплата за 10 месяцев, да еще и страховка. В сумме выходило чуть меньше трех миллионов рублей. И всего за пару недель мне удалось эти деньги выбить. Не обошлось, правда, без помощи того же Ивана Ивановича. Он очень помог мне в этом деле, подключив свои обширные связи. Ведь он был кровно заинтересован, чтобы у меня все было хорошо. Лишь бы я продолжал с ним спокойно работать и не думал о посторонних вещах.

* * *

И вот, наконец, в середине мая я выписался из больницы, провожаемый практически всем медперсоналом. На вопросы, типа «Куда Вы теперь?», я отвечал неопределенно, хотя точно знал, что буду делать дальше. Благо времени на составление плана было предостаточно.