Врачиха

Тело врачихи по всем меркам было хорошо. Да, чуть крепко сбито. Да, чуть широкие бедра. Да, чуть менее отчетливая талия. Но красота была отнюдь не угасавшей. От женщины просто перло этаким смаком, сутью сексуальности перед началом увядания, когда еще не надо прибегать ни к каким средствам для омоложения. От диет до подтяжек. А уж такой груди может позавидовать больше половины женщин Земли. Это я понимаю сейчас. Тогда я был просто очарован, влюблен. Она казалась мне воплощенным совершенством. Включая густо заросший лобок. Не удаляли тогда женщины волос с лобков. А ведь сейчас дикостью кажется. Н-да.

Врачиха вдруг складывает ладони перед собой. Кланяется три раза. Я чуть снова не рухнул. Показалось, это она нам кланяется. Потом за соски берется. На лице жалобное выражение. Несчастное практически. Это уже потом я понял, что такое выражение часто бывает у женщин, испытывающих сексуальное наслаждение. Покрутила пальцами соски, одной рукой залезла между ног. Пару-тройку раз шевельнула кистью. Другой рукой призывно махнула к себе, позвала. Я чуть так и не полез по ветке к манящей плоти. А потом закрыла окно и задернула прозрачные занавески. Еще какое-то время мы могли наблюдать ее крепкую задницу. Потом свет погас. Уффф. Сколько лет прошло, а тот образ женской фигурки остался одним из самых ярких сексуальных впечатлений в жизни. Кстати, до сих пор гадаю, что это было. Дураковаляние? Ритуал, вычитанный в идиотской брошюрке? Обращение к богам, к луне? Нет-нет, да вспоминаю и каждый раз теряюсь в догадках.

Но тогда я слез с дерева пришибленный, как кутенок из-под колес. Друг раза три переспросил:

-Пойдешь ее ебать-то?

Тут уж такие картинки перед глазами развернулись, чуть в штаны и не кончил. Но в сказку не верилось, хоть в груди и зародилось что-то сладкое, безумно счастливое и столь же неосуществимое.

-А чего не ты?

-Так ты ж с Маринкой под лестницей в парадной целовался. Ты ж сам рассказывал, что за грудь ее трогал. Так что давай, Сань!

Целоваться целовался. Хихикающую и придуривающуюся одноклассницу целовал. Она даже показала, как надо. Как в кино. Голову набок, рот раскрыт, подбородок двигается. В поцелуях я был крутой спец! Груди – художественное преувеличение. Кто из нас в молодые годы этим не грешил?

Образ целующейся Маринки был блеклым, размытым и таким далеким. Образ врачихи был свеж, ярок. Практически выжжен на сетчатке.

-Пойду! Как ее хоть зовут? А то трахать буду, даже как звать не помню.

Сомнений не было никаких. Член так и стоял, словно ужаленный. Что не добавляло сообразительности верхней голове.

-Людмила Юрьевна… Куда??? Надо ж еще запасной ключ у сторожа стырить!

Крадущийся по лестнице, по коридору, воровато открывающий заветную дверь, это был не я. Ну, ни хрена ни я. Кто-то другой. А я отстраненно размышлял. Поймают? Что мамка скажет? Ну, Маринка-то, по крайней мере, обязана узнать, что поймали, когда я шел врачиху трахать! Ууу, как скрипят ступени! А та ли это дверь?

Дверь закрылась с той стороны, ключ провернулся. И я понял, что ни хрена не знаю, что делать-то!

Вот оно, желанное женское тело. Кровь кипит, самого трясет то ли от вожделения, то ли от страха. Фонарь недалеко, освещения хватает, чтобы рассмотреть.

Людмила на спине. Ноги согнуты в коленях и чуть расставлены. Голова повернута к стене. Одна рука вдоль тела, другая на животе. Пожираю глазами женственные изгибы. В голове только анекдот про молодоженов и тещу, как муж читал книжки вместо траха, а чтобы переворачивать страницы, пальцы не слюнил, а смачивал между ног жены. Теща-то первоначально думала, что он так к сексу готовится. План А: необходимо залезть пальцами между ног, а там уж… План Б: хотя бы груди потрогать!

За неимением лучшего руководства решаю действовать по одному из сценариев. Сообразил раздеться. Член торчком. Похоже, если ничего не предпринять, так и будет стоять сутки.

Забрался на узкий краешек рядом. Женское тело, живое, теплое, настоящее, сводит с ума. Протягиваю руку, кладу на пах, на густые волосы. Кончики пальцев ощущают нечто нежное и… скользкое. Не скажу, что ощущения были неприятные, скорее наоборот, но мысль мелькнула: «Там соплями намазано, что ли?». И дурацкая вторая мысль: «С помощью этого страницу не перевернуть! Скользкие же пальцы будут!»

Глажу пальцами скользкие губки, не понимая, где же дырка. Ведь должна быть! Кто бы тогда подсказал, что она в самом низу половых губок, а совсем не посередине!

Вдруг Людмила застонала протяжно. Я в панику! Едва с края кровати не слетел. Что сделал не так? Как я мог сделать ей больно? Неужели ногтями царапнул? Замер в испуге. Руку отдернул. Словно у фокусника над шляпой, застыла над лохматым лобком.

Посмотрел на Людмилу. Она смотрела на меня. В призрачном свете ее лицо было прекрасным. И задумчивым. Темные глаза, чуть разошедшиеся полные губы. Вот они шевельнулись:

-Продолжай…

Рука, опустившаяся на лобок, дрожала. А душа пела: не прогнала, сама попросила трогать ее там!

И снова стон, губы еще чуть разошлись, глаза закрыты.

-Я делаю больно?