- А кого он в сенцах, как девку молоденькую любил? Не ты ли сестренка, стояла перед ним с задранным подолом платья? Было это бесстыдница? Немедленно признавайся, - не оставаясь перед нею в долгу, шутливо потребовала смущенная Люба.
Агаша, счастливо рассмеялась.
- Ну да, это была я. Я, перед стояла ним. Ох, и сладко же мне тогда было! Перед девками своими даже совестно. Видят ведь глазастенькие, как страстно дядя Триша их мамку любит. Катюшке моей уже исполнилось тринадцать лет. Вполне взрослая, все понимающая девочка. В отличие от младшей дочки Вареньки, она уже все прекрасно понимает. Знает, что бывает, если мужик свою жену вдруг днем в горницу тащит, а сам на ходу жадно тискает ее зад. Стыдно мне перед дочками, а все равно, по-бабьи, ох как радостно и невероятно сладко. Повезло нам с тобой Любонька, что мы с тобой себе такого чудесного мужика неожиданно получили. И руки у него золотые, к тому же не пьющий, да и характер у него очень славный, но самое главное, обожает он нас, любит обеих без меры.
В этот раз Люба отвечала на его любовь с особенной страстностью. Она отдавалась не любовнику, а своему, пусть на двоих с сестрой, но все равно безмерно любимому мужу, от которого недавно в любви и счастье она зачала ребенка.
Трифона необычайно порадовала весть о предстоящем рождении его собственного младенца. Схватив Любашу на руки, он под смех Агаши отнес ее в спальню, затем быстро сняв с нее одежду, густо осыпал жаркими поцелуями ее обольстительное женственное тело. Добравшись до соблазнительных бедер, он вдохнул пьянящий запах ее половой щели и дрожа от желания, нежно и сочно поцеловал ее в милые, соблазнительно припухшие половые губы.
Раздвинув их он с наслаждением поцеловал в засос розовые лепестки ее малых губ и потеребив губами набухший бугорок клитора, нежно всосал его. Раздвигая подрагивающие от наслаждения ноги, Любаша разнежено застонала. Она была на седьмом небе от счастья, которое обрела после долгой серой жизни с предыдущим супругом.
Накрыв ее страстно трепещущее тело, он стремительно вошел в нее, и со стонами блаженства, они радостно забились в бесконечном танце любви.
Вынув из выреза блузы переполненную молоком набухшую грудь, придерживая ее рукой, блаженно прикрыв глаза, Люба кормила сына. Она до сих пор не могла поверить в чудесный подарок судьбы, которая подарила ей долгожданного младенца. Вся ее любовь, сосредоточилась на новорожденном сыне и обожаемом муже.
Пока, она не могла в полной мере отблагодарить его в постели. Вместо нее сейчас это делала сестра, которая каждый вечер, до полуночи, со стонами блаженства, неистово билась под страстно любящим ее Трифоном. Как и Люба, она научилась принимать его сзади. В виде десерта, он теперь часто наслаждался теснотой ее чудесного, необъятного зада.
Придирчиво разглядывая себя в зеркале, она трогала тяжелую, полнеющую грудь, озабоченно хмурилась, замечая увеличивающееся округление живота. Задумчиво поглаживая свой полнеющий живот, она раздумывала, как преподнести мужу новую удивительную новость о своей неожиданной для него, и несомненно радостной для них обоих беременности.
Всецело занятая собой, она совершенно не подозревала, что у Трифона, между тем, неожиданно для него, начался сложный период в его жизни и отношениях со стремительно взрослеющей красавицей падчерицей, которая наливаясь стремительно зреющим телом, по развитию, уже успела почти догнать мать. Как обожающий женское тело мужчина, он не мог не заметить, ее феерического преображения. Она и в детстве не была гадким утенком. В отличие от девочек ровесниц, пышущее здоровьем тело десятилетней Катюши, начало постепенно менять свою форму. Спереди у нее вдруг появились очаровательные бугорки груди, ее без того крепкая, довольно объемистая, для юной девочки попка, еще больше округлилась, начиная неприметно раздаваться вширь.
За год, на его глазах из девчонки, она превратилась в крепкую, очаровательную своей юной красотой крепкую девушку. Однажды он заметил, какими зачарованными глазами она смотрит на него, и понял, что она также тайно в него влюблена. Живя рядом с ними, девочка несомненно видит и слышит все, что совершается в их необычной семье. Возбуждающие стоны мамы и ее тети, могли пробудить в ее здоровом хорошеющем теле сексуальное томление. А поскольку он был единственным в деревне подходящим для ее любви мужчиной, она вне всякого сомнения, сделала его объектом своего девичьего внимания.
Совершенно слепые от своего счастья и любви к нему, пьяные от счастья Агаша и Люба, вообще не замечали ничего вокруг себя. Между тем, охваченная первой страстной любовью Катенька, решительно пошла на него в наступление, используя главное оружие всех женщин, искусство соблазнения, которым они умеют с успехом пользоваться почти с пеленок.
Поначалу ничего не замечая в ее отношении к нему, он легкомысленно брал ее то на реку, то в походы в лес, то на покос. Это лишь укрепляло ее чувства, усиливало влечение к нему. Вскоре, он это осознал.
Плавая в реке, он обогнул кусты, за которыми раздевалась Катя, и неожиданно увидел ее стоящей возле воды. При виде ее полностью обнаженного юного тела, у него участилось дыхание.
Перед ним сияя красотой юности стояла самая пленительная девушка в мире, с упруго торчащими чашами круглых, больших грудей и изумительной формой совершенных, плавно очерченных по-женски развитых бедер. Между выпуклыми ляжками ног, темнел крошечный аккуратный треугольник волос, с миниатюрной прорезью, обрамленной ими половойщели, и целомудренно сомкнутыми пухлыми губками.
Увидев его, она смущенно вскрикнула, но вместо того, чтобы закрыться от него руками, она опустила их, и смущенно смотрела, как не отрывая от нее возбужденно пылающего взгляда, он стремительно подплывает к берегу.
Он не смог скрыть от нее своего сексуального возбуждения. Угрожая проткнуть натянутую ткань трусов, его член откровенно выдал его. Это, было признаком его мужской слабости перед ней, обворожительной, полной очарования девушкой, и свидетельством ее победы над ним. Да и как было что-то скрыть, если перед ним предстало само совершенство, настоящее чудо женского естества, которого ему, ни разу в жизни, еще не доводилось лицезреть.
Тогда он принял это за случайность, которую отнес к ее девичьей растерянности от неожиданности его внезапного появления перед ней, но совместный поход в лес, доказал ему, что думая так, он ошибается.
Поставив полог для отдыха, он развел костер, потом оставив Катю собирать смородину, и хотя уже был самый разгар лет, слабо надеясь на удачу, отправился на озеро, надеясь подстрелить водоплавающую дичь.
Катя опередила его непостижимым образом, когда он вышел к озеру она уже нагая купалась возле глинистого берега. Точнее, не купалась, а низко нагибаясь к воде, обмывалась теплой водой, плеская ее на горячее от солнца, обнаженное тело. Стоя за купой растущих неподалеку от нее кустов, он с волнением жадно любовался совершенной красотой ее не по-девичьи полного, гармонично развитого тела.
Прямо перед ним подымался вверх ее обширный зад с резко разделенными глубокой впадиной идеально круглыми шарами крупных ягодиц, между которыми соблазнительно выпячивалась ее покрытая волосами половая щель. Он с большим трудом сдерживался, чтобы не наброситься на нее и не подмять под себя это жаждущее любви сладкое девичье тело, которое, он не сомневался в том, с радостной готовностью раскроется перед ним.
Ветка все же хрустнула под его сапогом, она настороженно посмотрела в его сторону потом подойдя к кустам, обогнула их и остановилась перед ним с плохо наигранным смущением опустив лицо. Вытянув руку он бесстыдно коснулся тугого полушария ее влажной груди, затем совершенно не контролируя свои эмоции, страстно смял ее, поражаясь упругости и обилию юной плоти. Покорно опустив руки перед ним стояла юная, готовая отдаться ему девушка, которую он мог сделать своей женщиной, до полного изнеможения наслаждаться ее чарующе прекрасным телом. Все-таки не сдержавшись, он крепко погладил ее по половым губам, проведя ладонью между раздвинутыми ляжками полных ног, изумивших его нежностью атласно гладкой кожи.
Взяв ее за руку, он отвел к одежде и не отказывая себе в единственном удовольствии, не спеша натянул на нее трусы, на прощание еще раз прижав ладонь к пухлым губкам ее половой щели. Повернув ее к себе спиной, смахивая с нее налипшие листики и невидимые паутинки, упиваясь шелковистостью ее кожи, провел рукой по изогнутой спинке и крутым горячим ягодицам, на мгновение задержав на их упругих холмах ладонь. Затем, трогая тугие плоды ее грудей, он неумело заправил их в тесную для них свою рубашку, которую она надела на голое тело, а потом помог ей влезть в свои же брюки, которые были также тесны ей и изумительно подчеркивали женственность ее чарующей фигуры. С сожалением осмотрев на плоды своих трудов, он поднял ее разгоревшееся лицо и посмотрев в потемневшие глаза легко коснулся губами ее полных дрогнувших от почти отеческого поцелуя губ. Он понимал, что в конце концов, она все равно однажды добьется победы над ним, но пытался всячески оттянуть момент своего морального падения.
Если он думал, что Агаша совершенно ничего не замечает, то очень ошибался. Она лучше чем кто-либо иной знала натуру своей упрямой дочери, и конечно же давно заметила, что девочка по ночам не спит, что ее очень донимают телесные муки.