Я сказал с грубоватой мужественностью:
- Анатоль Франс сказал, что в любви предпочитает старые методы. Самые старые!
- Дорогой, это было давно...
- Во Франции любовью заниматься умели, - не согласился я. - Все эти штуки-дрючки, которые сейчас преподают на курсах эротики, тогда уже были в ходу. Но я, как и Франс, не гонюсь за модой.
- Это не мода...
- Есть вещи, которые я не делаю, - ответил я непреклонно. - По крайней мере, в первый же день.
- Не будь таким зажатым...
- Я не зажат, - объяснил я, - я просто старомоден.
Она смотрела умоляюще, но я держался напористо, грубовато, пусть еще не как солдафон, но как человек старшего поколения, который не обучен всяким новомодным приемам, который прост, как правда, а по опыту знает, что как бы ни изощрялся, но оргазм всегда оргазм, от позы не зависит. Она взяла мою голову, попыталась сдвинуть меня ниже, но я со смехом развернул ее, поставил, как в моей молодости говорили - на четыре кости, и взял просто, напористо и грубо.
Она смирилась, терпела, даже начала двигаться и постанывать, но я уже сжал ее сильнее, оставляя на мягкой белой заднице красные пятна, мощно выдохнул, рыкнул, медленно расслабился, похлопал по ягодице:
- Ты просто прелесть!
Она продолжала стоять на четвереньках. Я слез с постели, расправил плечи и подтянул живот, все-таки снимают, направился в ванную. Здесь все сверкало чистотой, на столике и полочках выстроились шампуни, мази, но все же ощущение осталось такое, что постоянно здесь не живут.
Когда я вышел, она уже сидела на краю постели, закутавшись в розовый пышный халат. Лицо ее раскраснелось, прическа сбилась, и она ловко распустила волосы.
- Ого, - сказал я озабоченно, глядя на часы. - Черт! А у меня там собака негуляная.
- Собака?
- Боксерчик, - объяснил я ласково. - Такая умница! А понятливая... Представляешь, на обед всегда зовет, все понимает...
Собачники о своих собаках могут говорить часами, даже не повторяясь, но я говорил о Хрюке, лишь пока одевался и натягивал кроссовки. Она подставила щеку, я звучно чмокнул, повернулся к двери.
Она сдвинула собачку замка, спросила как-то неуверенно:
- Надеюсь, ты еще найдешь время для меня?
- О, я мечтаю об этом, - сказал я горячо. - Было так чудесно!
Приободрившись, она сказала с улыбкой:
- И в следующий раз ты найдешь время позаниматься со мной... подробнее? Не на бегу? А то, как говорится, не снимая лыж...
- Надо бы, - согласился я. - Черт с ними, привычками, Анатолем Франсом... Даже с телекамерами.
Она отшатнулась, будто я внезапно попытался ее укусить за нос. Глаза расшились уже в неподдельном испуге:
- Какие... такие телекамеры?