— Стоп! — дико хлопая себя по толстым ляжкам, заорал Палыч, — Ты что, дура стоеросовая, сюда квакать приехала за 450 километров?
— Нет, — пожала плечами дура стоеросовая.
— А хрена квакаешь?
— Так вы же сами сказали просто рот открывать, а дорожку приложите.
— Я бы тебе ремнём по попе приложил! Говори что-нибудь, а мы потом приложим.
— Ой, приложьте! — зажеманичалась красотка и задвигала своим крутопопием со страшной силой, — Уж очень я это дело люблю садомазанное!
Режиссёр мгновенно выдрал ремень из брюк Вовчика, да так ловко, что они, лишившись поддержки, тут же свалились, явив студии семейники их правообладателя с весёленькими мишками и мячиками. Все смеялись. Не смеялся только Вовчик и я. Режиссёр, всучив мне дружеский ремень, попросил приложить Маргоше. Что я и незамедлительно и сделал, заголив прекрасные сверкающие соблазнительной белизной булочки актрисы.
— Шо ж ты делаешь! Ворог окаянный! — воздев руки к потолку возопил Пал Палыч, лупить надо по ходу пьесы, а она ещё не началась даже. И где ты видел сантехников на подтанцовках? Как ты ходишь, как двигаешься? Пример не с кого взять что ли? Где пример? — заорал главный.
Пример спал, притулившись в уголочке, пьяненько улыбаясь во сне.
— Ладно, — махнул на всё рукой лысачок, — ну ты понял? Все по местам! Начали
Щелчок шваброй по полу. Я в одной руке со шведиком, в другой с Вовчиковским ремнём, вошёл на кухню.
— Сантехника вызывали? — начал я ход пьесы.
— Да! — залыбилась любительница садомазонности, с вожделением поглядывая на ремень, — Кран бежит, почините? — сексуально заглядывая мне в глаза, поинтересовалась актриса.
— Для этого и существует наша служба: чинить, — бодро произнёс я текст, почему-то показавшийся мне идиотским.
Чеканя шаг, я подошёл к водопроводному крану и, защемив его ключом, стал не менее бодро откручивать. Не знаю, зачем я это делал. В сценарии такого не было. Но мне показалось, что именно так их, то есть краны, чинят сантехники. Импровизация удалась. Кран вырвался из своего гнезда и поток тёплой воды с силой вырвался из кранового жерла, вмиг намочив и девицу, и вашего покорного слугу. Продолжая импровизировать, я нагнул девицу на умывальник и, задрав её мокрющий халатик, хорошенько отстегал по сладкопопию. Она так визжала от счастья, что я даже засомневался и хлестанул разок себя. Признаться, мне не понравилось.
Тогда, не раздумывая лукаво, я, окатываемый ласковыми струями тёплой воды, натянул её как Сидорову козочку. И мы уже вместе визжали, квакали и улюлюкали.
— Самый лучший кадр! — определился оператор, вот что значит импровизация! Ма-ла-дец! — по слогам произнёс он и полез целоваться. Я отвергнул его жалкие потуги, уповая на то, что договаривались гетеросексуальничать.
Ничуть не обидевшись, оператор продолжал съёмку. На сей раз это были две раскрашенные по самое нимогу стриптизёрши. Уверен, придя домой в таком виде, их ни мама родная, ни папа не узнали бы, хоть одетых, хоть раздетых. Разговорного жанра там не присутствовало. Зато присутствовали трое статистов, среди которых был Вовчик, затесавшийся, чтобы поближе рассмотреть.
Короче, пьеса была основана на том, что зрители хлопают, хлопают, кончили хлопать. В этот момент появляется мега-мачо в моём лице и теребит сначала одну стрипшу, а потом вторую под дикий хохот и улюлюканье статистов. Всё шло по маслу до тех пор, пока не сломался второй шест и вторая стрипша сверзилась с него, ломая ноготь на ручном мизинце. Это возмутило её душу до такой глубины, что по-первости она даже чуть было не отказалась отдавать мне самое сокровенное что у неё было. Но быстро сообразив, что запах денег это миф, отдалась мне со всею страстию, на какую была способна, возлежа на поломатом шесте
— Ф питёрке, — заявила огненно-рыжая модель, выходя из стройных рядов претенденток и становясь в центре сцены, — какой у мну юзерпик?
Рыжая дева, едва достававшая мне до плеча, была наздёвана в клетчатую юбчонку школьного покроя. Её нежно-изумрудные глаза с приклеенными ресницами непомерной длины, при резком движении которых по студии пролетал тёплый ветер, вызывала ассоциации школьницы — ученицы 7—9 классов.
— Училка и ученик, — перелистывая ворох обрывков сильно исписанной туалетной бумаги, сказал режиссер.
— Какая с неё училка? — рассмеялся ваш покорный слуга, — посмотрите на неё? Её больше 15-ти не дашь, и одета она не так.
— Футы, нуты, палки гнуты! Стрелы попутал, — с силой хлопая себя по пустоголовью, сказал режиссёр, — наибарот! Учитель и ученица.
— Не! Ну, я так не играю! — погрустнел я, про педофилию договора не было.
Видео
Рассказы