Юрьев День

- А то. За трюльник любая в задницу даст. Нашли о чем спрашивать.

- А Дуська вон говорит, что ты с заднего крыльца, так вовсе девица не пробитая. Может дашь? А я тебе, так и быть, троячок отвалю. От щедрот своих...

Анютка проворно встала на кровати "раком" и задрала на голову подол платьишка и нижние юбки, оголоив тощий девчоночий задик. Дуська, чувствуя наживу, тот час засуетилась, помогая юной товарке к встрече нежданного гостя, который обещался взойти, но не через парадное, а словно ночной тать, с "черного" хода. Приступили к подготовке нового действа, Дуська вновь взяла немного масла, намазала Анютке сзади, не удержалась и из озорства сунула палец прямо в "очко", девчонка было визгнула, вывернулась. А развратная наставница, зашлась в хохоте:

- Это только палец, а что будет, когда туда "елдаком" полезут? Неужели также вопить будешь? Ты уж лучше сразу откажись и не давайся.

Дружок сердечный, тем временем не принимал участия в проказах девичьих, а просто смазал головку "Ильи Муромца" тем же маслицем, "корень" у него уже налился, но не имел такого могучего и крепкого вида, как у хозяина блядченок - Сашеньки Коловоротова.

Анютка в начале хотела лечь, товарки блядские говорили, что так будет поспособней, но пришлось-таки стать задом и опереться на край кровати, представляя как "он" вопрется сзади. На правах наставника Степан сказал, чтобы та выгнула насколько могла зад, Дуська подтолкнула худенькую девчоночью жопку ему навстречу. Мужчина уверенно, по хозяйски, взял ее за бедра, развел в стороны, головка уперлась меж ягодиц в "очко".

Делая вид, что желает помочь, а скорее из озорства, Дуська взяла в руки " Муромца", охнула и языком прищелкнула, мол, давненько не держала такого тугого, да крепкого, как в этот раз. Мужчина недовольно заворчал, сделал движение, потом еще одно, проталкивая головку, но та упрямо не шла. Тогда двумя руками еще шире развел ягодицы девчонки и "меч" с трудом полез внутрь. Девчонке было больно, она задергалась, принялась визжать, но тихонько, так как голова была уткнута в подушку.

- Больно ? Ты не молчи. Это ведь дело такое, потерпишь, а потом сзади все нарушишь. Болеть будешь - сдавленным голосом спрашивал Степан, продолжая начатые движения - может быть не стоит дальше-то ? Так и быть, я тебе троячок вдругорядь отдам...

- Нет - пропищала бывшая целка Анютка, проходившая суровые семестры университета блядского - . Я потерпл-юю-ююю... Ужо и не такое терпела, когда в первый раз-то рушили целку...

Он вновь приставил "елдака", нажал на скользкое отверстие. Низко опустив голову, девица сделала встречное движение, раскрывая проход и помогая головке войти внутрь. Степан на секунду приостановился, как бы передохнув перед делом, затем плавно погрузил орган до конца. Девка честно призналась потом, ничего, кроме боли, по первоначалу, не испытала, но жадность и любопытство были сильнее, так что она приняла "его" на всю глубину.

- Ну, а теперь как? - спросил друг сердечный, еще раз толкнул низом живота, боль потихоньку стала исчезать, а плавные движения доставляли Анютке больше и больше удовольствия. Степан несколько раз вынимал "корень", но потом с не меньшим жаром запускал обратно. Одновременно левой рукой он натирал ей "кучерявку", да и "секиль" без внимания не оставлял. Упругие, еще по детски щупленькие ягодицы возбуждали его, сопя от удовольствия, жадно вдыхал аромат тела, дешевых духов и помады, которых девка не жалела, намазывая на лицо, чтобы казаться чуть-чуть постарше. Анютка уже вовсю вертела бедрами худыми, ягодицами терлась о лобок мужчины, приказчик, ухватив ее за незрелые еще груди, чувствовал, как отвердели соски под пальцами. На правах старшей товарки Дуська руководила:

- Давайте же, миленькие, кончайте, кончайте вместе! Не томите, эвон трочун какой, никак малофейку-то не сольет! А ты животто надувай, надувай, не бойся не обсерешься, - но почему-то действо не кончалось так как она хотела. С приказчиком действительно случилось то состояние, которое девки называли "сухостой".

Анютка, повинуясь указаниям Дуськиным принялась было вертеть ягодицами, даже не вертеть, а неистово вращать ими, плотно удерживая внутри одервеневшую часть тела мужчины, ускорила движения, опять начала стенать и кричать. По телу пробежала судорога, перестав дергаться, она рапласталась на кровати, все так же принимая в себя "меч-кладенец" Степана, который никак не хотел успокоиться и выходить наружу из горячей теснины Анюткиного зада.

Грудки ее были невелики, но твердые соски уж набухли земляничкой, на коже спины ее выступила испарина, она издала долгий прерывистый вздох, будто после тяжелой работы. Ее глаза были закрыты, лицо, перемазанное румянами и помадой кривились от боли - принимать толчки жопкой было все-таки больно. Она застонала, еще раз прижалась к Степану тоненьким своим еще детским тельцем. Потянулась было, чтобы повернуться и обнять кавалера, но тот продолжал ее безжалостно сношать, быстрее и быстрее двигая членом. Анютка опять потянулась, напряглась, неожиданно крепко прижалась и вдруг со стонами и вскриками прнялась упрашивать:

- Сильней, сильнее, миленький! Еще, еще, разоче-е-е-к! - и опять затряслась, жрожью мелкою, заметалась по кровати под телом мужским. Стиснула ноги, извернулась и, просунув назад руку правую, сама не понимая для чего это делает, принялась мошонку и яйца Степановы пожимать, так что приказчик все таки выплеснул ей в жопку горячую влагу из глубин тела. Отвалился в сторону, тяжело дышал. Протянув руку взял стакан с вином и до конца, не отрываясь, с удовольствием выпил. Анютка стала на колени и прижала к губам руку его.

-Вот уж спасибо, миленький Степан Никифорович. Никогда бы не удумала, что со мной такие чудеса случиться могут. Девки болтали, что сладость это с мужчинками любиться, да только я им не верила. Думала они нарошно говорят, чтоб потом надо мной посмеяться, будто я глупая или убогая какая... .

Она протянула руку и погладила устало повисшего "борца", тронула пальцами, стала гладить его, тискать нежно, пожимать дружески, бормоча какой-то только ей понятный вздор.

- Погоди, батюшка. Я тебе сейчас в ответ сладко-сладко сделаю. Вдругорядь опять ко мне придешь, к другим девкам или к Юрке противной заходить не будешь. Она нежно поцеловала натертую, покрытую слизью головку елдака, потом еще и еще. Сначала приказчик хотел было ее оттолкнуть, так как чувствовал себя пресыщенным и усталым , как вдруг действительно ощутил некоторое волнение в теле, кровь быстрее и веселее заструилась в головке, она начала надуваться.

- Экая ловкая, черт, а не девка - мелькнуло в голове, а Анютка уже осмелев и вовсю освоившись, лизала по стволу "солоба" его горячим языком, щекотала, облизывала, забирала в рот и сосала словно ярмарочный леденец на палочке, сосала, сосала без передышки. Так что густая струйка семени брызнула ей меж губ весьма скоро, чему Степан вовсе даже не противился. Ловкая Анютка даже не отшатнулась, наоборот, крепче всосала "елдака" в рот, чтобы до конца испить последнее, высосать жадной пиявкой всего мужчину до капельки.

Наблюдавший за этой сценой из потайной комнаты Гавриил Степанович, побагровев лицом, расстегнул тугой воротник мундира, но от картины живой не отрывался. Протянул руку, нашарил рюмку с коньяком, залпом выпил и крякнув, поставил на стол.

- Вот ведь чего шельмы вытворяют! Ничего нет святого!- закрутил он головой, пора было возвращаться к благоверной женушке Пелагее Фоминичне, с которой состоял в браке и прижили троих очаровательный детишек. Подергал шнур звонка, чтобы вызвать кридорного. А он уж тут как тут. Федька-шельмец, проворный, глаза вороватые так и бегают, рожа блудливая, через руку салфетка перекинута:

- Чего-с изволите?

- А что это ты за моду взял, скотина, спрашивать. Будто сам не знаешь. Пришли ко мне эту, как ее. Фу, ты, черт, совсем из головы вылетело...

- Мадемуазель Полину желаете? Которая по хранцузскому могет? С проглотом?

- А коли знаешь, так зачем спрашиваешь? В морду захотел? А, храпоидол?