Загнанных лошадей пристреливают

— Отпусти, — прохрипела Таня, ухватившись руками за обруч, — Задушишь.

— Выполнять, дрянь! — заорала женщина.

— Да пошла ты! — огрызнулась девушка, — Души, если хочешь.

Раздался короткий свист, и резкая боль обожгла плечо. Таня взвыла и забилась, как рыбка в сачке. Опять свист, и снова уже другое плечо запылало огнем. Потом еще один удар, за ним еще. Дергаясь на укороченной цепи, невольница не могла укрыться от побоев. Попытавшись закрыться руками, она вдруг с ужасом обнаружила, что цепь, соединявшая ручные браслеты, подтянута вверх и заведена назад. Кисти рук притянуты к затылку и накрепко зафиксированы.

— Теперь поняла? — раздался всё тот же женский голос.

Таня из последних сил дернулась и подняла голову. Перед ней стояла та самая рыжеволосая женщина, которая встретила девушку во дворе того злополучного дома. Теперь на ней были надеты узкие трикотажные брюки, заправленные в высокие сапоги с длинными острыми носками, подкованными медной пластиной, и высокой тонкой шпилькой, и черная майка с глубоким вырезом. Поверх неё была надета короткая джинсовая куртка с множеством больших и малых карманов. В руке эта рыжая бестия держала короткий тонкий хлыст, сплетенный из плотной кожи.

Огненные рыжие волосы были распущены и подколоты с боков двумя «невидимками». Из-за этой прически её лицо выглядело вытянутым и очень походило на морду породистой лошади с растрепанной гривой. Прищуренные зеленые глаза сверкали злобой. Девушка поняла, что перед ней стоит настоящая стерва, которая не потерпит никаких вольностей и не допустит даже самой малой поблажки.

— Утихла? — женщина наклонилась к самому лицу девушки.

Таня, корчась от боли, слабо кивнула головой.

— Не слышу! — рявкнула «Рыжая» и еще пару раз хлестнула пленницу по груди.

— Да, — хрипло ответила Таня.

— Добавляй слово «госпожа», — потребовала женщина, но бить больше не стала, — Повтори.

— Да, госпожа, — сквозь слезы проговорила девушка.

Дверь снова завизжала несмазанными петлями, и в камеру вошла вторая дама, та самая, которая приказала Тане раздеться. Теперь и она была одета совсем иначе: белая просторная рубашка с широким воротом почти полностью скрывала внушительный бюст, о размерах которого можно было судить лишь по треугольнику, образованному двумя полушариями. Узкая очень короткая юбка из тонкого блестящего черного латекса подчеркивала поистине осиную талию. Ноги были затянуты в черные прозрачные чулки с широким швом, а черные лаковые сапоги на высокой шпильке подчеркивали стройность длинных крепких ног. Длинные слегка вьющиеся черные волосы спадали на плечи и придавали её лицу приятный овал.

— Ну, как дела, госпожа Анна? — дама выпустила в сторону пленницы тонкую струйку голубоватого дымка, — Всё еще упрямится?

— Недолго ей осталось показывать гонор, госпожа Инесса, — с усмешкой ответила «Рыжая», — Обломаю.

— Поторопитесь, дорогая, — посоветовала брюнетка, — Скачки не за горами.

— Будьте спокойны, дорогая, — скривив рот в зловещей улыбке, ответила госпожа Анна.

— Я буду у себя, — сообщила госпожа Инесса, — Нужно всё подготовить. Приведете эту кобылку, когда будете готовы.

Сказав это, брюнетка развернулась на своих высоченных каблуках и, покачивая окрутыми бедрами, вышла из камеры. Госпожа Анна подошла к Тане и ткнула острым, как шило, носком сапога ей в грудь. Девушка дернулась, но оковы держали её прочно.

Рыжая мучительница поддела подбородок своей жертвы кулаком и приподняла вверх.

— Ты покоришься мне рано или поздно, — сквозь зубы процедила она.

— Отпусти, больно, — еле слышно пролепетала Таня.

Сильная пощечина обожгла щеку. Вторая не заставила себя долго ждать. Невольница заскулила, как подбитая собачонка. Но госпожа Анна даже бровью не повела. Видимо, такие сцены ей были привычны, а страдания жертв доставляли наслаждение.

Она зашла за спину и отстегнула наручники от прутьев клетки. Таня хотела уже опустить руки, но госпожа Анна сильно ткнула в спину хлыстом и приказала не шевелиться. Девушка застыла в прежней позе, ожидая новых указаний. Ошейник сильно сдавливал её горло, и пленнице было трудно дышать, но не он доставлял несчастной неприятности. Таню душили слезы, и она изо всех сил старалась сдержать их, но её возможности тоже были небезграничные, и вскоре из глаз хлынули два ручья.