Злые, злые люди

«Вася, не пизди», — сказали хором, одним голосом Егоров, Лисовский, и Башкир. Егорова отозвалась лишь секундой позже. — Не пизди, Вася.

— Минимум их двое, — сказала маленькая капитанша. — Это ясно сразу, даже дебилу. Максимум — не знаю, от трех до пяти, думаю. Больше — смысла нет. Деньги небольшие, на самом деле, при таком раскладе. Люди четко понимают Васькины финансовые возможности, даже учитывая кредит. Обычно запредельно больше требуют, оставляя поле для торга. Значит, точно, живой не отдадут. Лисовский, скинь этот ролик мне на мыло. Сиди на связи постоянно. Вася, любой контакт с ними держи, сколько сможешь. Клянись, божись, землю ешь. Не бойся, думаю больше ее наглядно калечить не будут, чтобы не вызвать у тебя окончательного понимания ситуации. Это «гештальт» называется. Им не надо его закрывать, чтобы у тебя крыша не зафиксировалась, и ты не стал
непригоден к переговорам. Им надо, чтобы ты трепыхался и разваливался постоянно, а не собирался в злую кучу.

Егорова грозно посмотрела на Васю, но там грозить было уже некому, Вася был сделан из промокшего папье-маше с отчаянием вместо пластилина внутри. Он поднял на нее такие глаза, что маленькая Егорова вздохнула и погладила его по голове, как кота.

— Я что вам, генерал контрразведки? Терминатор? Сейчас щелкну пальцами — и «оп»? Все, я поехала что-то делать. Не знаю пока что. Телефоны чтобы у всех работали. Егоров, ты, сукин сын, вещи мои собери на выезд. И колесо свое сраное подарочное тоже забери. А ты, Вася, долбоеб, если честно. Якудзы доморощенные. «Коза-ностра» с водокачки.

Егорова пошла на выход и лязгнула входной дверью, Егоров горестно смотрел ей вслед. Кажется, ему «гештальт» уже закрыли. И «коза-ностра» с водокачки» было уж совсем несправедливо.

Васин мобильный телефон на столе внезапно запрыгал и затрещал. Вася цапнул его и прижал к уху. Слушал, отвечая одними «да» и «нет», потом посмотрел слепым взглядом на Егорова.

— Что там? Эти?

— Ибрагим звонил, — мертво сказал Вася. — Говорит, денег не даст. Все равно ее не вернут, значит, нет смысла деньги дарить. Зачем, чтобы им легче прятаться было? Но он обещал отомстить. Памятью отца клялся. В гости приглашал, футбол смотреть.

— Ебал я его отмщения, — проворчал Башкир, — Я сам за Санечку отомщу так, что все ваши Ибрагимы охуеют. Мститель нашелся, неуловимый. Небось, венок только пришлет с надписью «От Ибрагима, скорбим, помним»

Вася сложился вдвое и потек со стула.

— Башкир, ну вот нахуя такое вслух говорить при родне потенциально усопшего? — укоризненно спросил Егоров. — В доме повешенного про веревку не говорят. Совесть имей.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, ПРО ДРУЗЕЙ

Вася лежал на кровати, лицом в бьютикову подушку.

Он видел Бьют, которую знал. Сопливую заразу в белой мужской рубашке, с мокрыми пятнами от купальника, которую ему показывал, как кобылу, Хаши. Голую и милую, пробравшуюся к нему в номер с гигантским махровым полотенцем, единственной своей любимой вещью. Пьяную в хлам, хрипящую и слюнявую, с членом черного натовского полковника в заднице. Злобную и когтистую, вломившуюся к нему в окно, располосовав противомоскитную сетку. Бьющуюся в истерике, в салоне залитой кровью машины, стоящей на обочине пыльной дороги. Обстриженную и погасшую, с подбитыми глазами, на пороге своей квартиры. Гордую и снисходительную, купившую Васе в подарок первый магнит на холодильник, за собственные деньги. Смущенную и неуверенную, с кастрюлей жуткого варева из плохо очищенной рыбы и моркови, которое она впервые в жизни соорудила на кухне, явно собираясь отравить им Васю.

Он видел Бьют, которую не знал. Малолетку в интернате, пущенную по кругу «старшаками» в мальчиковой спальне. Девчонку, которую драфтер Хаши вез через Румынию «на хорошую работу за границу», с маленьким рюкзачком, где лежали только трусики-недельки и дешевая косметика. Забившееся в ужасе в угол бетонного подвала существо, напротив которого истошно выла вчерашняя подруга с обугленной головой, подвешенная за ногу к потолку. Плывущую «по-собачьи» по бликующему Адриатическому морю, в краденом спасжилете, с безумной мыслью доплыть до берега, подальше от своих кошмаров.

Не была она глупой, просто ее не интересовали разные вещи, важные для других. Не была она жадной, просто за деньги ей приходилось подставлять рот и задницу кому попало. Не была она лживой, потому что за правду ее били, отнимали имя и прошлое. Жила она, как могла, как умела.

От глагола прошедшего времени «жила» Вася содрогнулся и перевернулся на постели лицом вверх.

— Боже, за что ей все это? — спросил Вася. — Нам-то с ней за что? Мы же нормальные люди. Не хуже других. Живем, как можем. За ты что нас так?

— Вася, ты что, дурак? — ответил бог. — Я тебе потом объясню за что. В свое время свидимся еще. «Нормальный» ты мой нашелся. Вас вообще пиздить надо гантелями за ваши проделки. Это я пока тебя так, шутя, приласкал.

Вася тоскливо вздохнул, и разорвал связь с небесами. Помощи оттуда не предвиделось.

В спальню заглянул Азот. Он приехал утром с туристическим рюкзаком, из которого вытащил разобранный «мамкин хуй» — укороченный ментовский АКСУ. Сладил его, набил четыре рожка патронами из того же рюкзака, и попросил у Васи раскладушку. Егоров объявил военное положение, и теперь в гостиной жил Азот, за столом трещал клавиатурой Лисовский, иногда обмениваясь звонками с капитаншей Егоровой и изъясняясь с ней на каком-то электрическом языке будущего, состоявшем, преимущественно, из цифр и интернационального мата.

Сам Егоров с Башкиром мотались где-то по таким мрачным и черным делам, что Вася старался об этом даже не думать. Бесполезность Васи на фоне этой кипящей, хотя явно обреченной работы, была настолько выразительна, что Васе хотелось прыгнуть в окно.

— Идем на кухню, — сказал Азот. — Я яичницу приготовил.

— Не хочу, — вяло ответил Вася. — Аппетита нет.