Всё стало повторяться, лишь с той разницей, что уже не было криков о помощи, были лишь звуки возни, девушку снова нагнули и снова сзади зачавкало, шлепки чьих то яичек о ягодицы жертвы, потом звуки миньета, смена пацанов у станка и новая смена дерёт девушку, а та стонет с членом во рту.
Виолетта по окончанию этого безобразия, замечательного, просто фантастического, надо сказать безобразия пошла спать полностью удовлетворённой. Ничего подобного за сорок с небольшим лет она не испытывала.
Ну а на следующий день она пришла и с особым смаком всё выложила моей жене, они подружки.
- А чего ж ты, дурында, не вызвала мусоров? - с наездом спросила моя жена.
- Та ты с ума, что ли сошла, вдруг узнают и отпиздят, и насиловать будут как ту молодую сучку, ну его нахер, и так страшно в тёмном подъезде вечером ходить, — отвечала кума, только лишь свою мастурбацию описала намёками.
И было понятно, почему же не вызвала полицию, разве такое стоило упускать.
Спустя год-другой сама попала, но правда не в такой степени.
Выпивали они с подругой. Подвыпившие, одинокие женщины включили музыку, стали петь и танцевать, шумно пролетел вечер. Кума на первой стадии опьянения всегда соблазняла подруг снять колготки и танцевать босиком, на следующем этапе уже сама танцевала в одних трусиках, надо заметить, что двигается она неплохо, девчонки прощали ей эти шалости, лишь изредка подшучивали утром над голой танцовщицей. Но это в основном было в узком женском коллективе или вдвоём с подругой. Виолетта всё уговаривала подругу раздеваться с нею, но та стеснялась своей полноты, вдруг притянула к себе, легонько погладила соски, обняла за талию и стала гладить красивые ножки подруги, не забывая о внутренней стороне бёдер, где кожа особо нежная и возбуждающая.
- Витка, какая ж ты красивая, ну сучка, просто загляденье, я завидую тебе!, — шептала Татьяна, голос дрожал, срывался на тяжёлое дыхание, — ну давай ещё выпьем и потанцуем, потом поговорим…
Ночью показалось мало, решили за самогонкой сходить на два этажа выше. Виолетта накинула шелковистый тонкий халатик, стало жарко. Пошла Виолетта, пока подруга дорезала закуску.
Поднимаясь по лестнице в подъезде вдруг, как прозрела, соски налились от трения о лёгкую ткань халата, трусики выделялись, в общем ничего не скрывалось, наоборот подчёркивалась соблазнительная фигурка под тканью.
- Во, блин, ну лифчик бы надеть, ой, да ладно, я быстро и никто не увидит, — размышляла выпившая дурёха, слегка уже пошатываясь.
На звонок открыл хозяин квартиры.
- Толь, продай бутылочку, хи хи, мне одну, — хмельно ухмылялась кума, язык сразу выдавал сюсюкающими звуками.
- О, Вита, рад, Виточка, тебе надо? Пройди, я свежачок разбавил, сними пробу, какая понравится, ту и купишь, — хитро ухмылялся ей в ответ продавец шмурдяка.
Анатолия Многие женщины побаивались, он в молодости по пьянке отчима зарубал, выпивали, утром ничего непомнящий парень увидел море крови и разваленный пополам череп отчима. Отсидел десятку от звонка до звонка. Ещё он странноватый был, какую-то ахинею мог начать грузить, будто сумасшедший. Трезвая кума никогда бы не пошла, а тут вон забыла на голубом глазу.
Ничего не подозревая, женщина вошла, дёрнула с ним по рюмашке. А Толяныч уже не выпускает, начал обнимать, рука пошла по талии и дальше по ягодицам, вторая в халатик лапать грудь, лифчика нет.
- Ну вот это класс, ну милая задержись!
- Толя-Толя, ты, что удумал, ты… ты… ну всё хватит… я кричать буду!
Мазолистая ладонь сжала горло, и в это время мужской кулак остановился у самого лица Виолетты.
- Только пискни, бля! Прибью, как мышь, удавлю, — сразу злобно прошипел сосед, с каким-то животным оскалом.
Потянул в комнату и Виолетта, будучи ужасной трусихой покорно шла, молчала, когда развязывал поясок халатика, когда грудь мял до боли в сосках, просила лишь когда уже уложил её мужик на кровать, стал стягивать трусики.
- Толь, ну ладно, ну всё…
Заткнулась снова, когда у носика снова остановился летевший на неё кулак. Вот тут она и прозрела, дурная баба, что это такое насилие, когда не желанный мужчина, лаская, любит и раздевает, когда оба хотят. А какая разница, когда сумасшедший, ещё и пьяный, небритый сосед уже раздевает, ему насрать на её чувства и желания, им рулит похоть самца, а сам же хилый сморчок. Фу, бля, ну и дерьмо же, а не мужик.
- Может я хотя бы пойду подмоюсь, — шептала кума, когда наглые руки потянули трусики вниз и полезли лапать промежность, мял голодный мужик без ласк, грубо и глубоко проникая.