- Соседи считают нас более-менее приличной семьей.
- Ну, пусть считают менее.
- Пусть лучше более, - пошел на попятную я. Все-таки дети еще по улицам шатаются, а какую бабулю и инфаркт хватить может.
- Ладно, - помолчав, согласилась жена. – Рано еще. Половина окон светится, кто-нибудь точно заметит. – Она притворно вздохнула. – Придется одевать трусики. Какие ты бы предпочел: стринги или шортики?
- Я? Обычные, собственные.
Танька сразу не сообразила, корча удивленную физиономию, а потом скривилась.
- Тю, дурак! Я про свои…
- Что-нибудь легкое и прозрачное.
- Как топик?
- Как топик. Чтоб открывали больше, чем закрывали…
- А ты знаток женской моды, - она гибко извернулась, опять становясь спиной, а скорее, попкой: выгнулась чуток, раздвигая ножки, чтоб я, хоть и не увидел в темноте возбужденную киску, но понял, что она «готова к употреблению». – Схожу, пороюсь в шкафу, подберу что-нибудь.
Через минуту вернулась, зажимая в руке невесомую ткань и, чтоб я видел, как она одевается, стала напротив окна. Медленно натянула трусики: строгие, закрывающие и попку, и лобок, если б не одно но: они были насквозь прозрачны, телесного цвета, потому, все прятали, но ничего не скрывали.
Я медленно и лениво приподнялся на локтях.
- Наверное, я воспользуюсь твоим предложением.
- Каким это?
- Взять тебя.
- Я разве себя предлагала? Предлагала полизать – помню, взять – не помню.
- Вот за это я тебя и трахну – за плохую память! – искрутился я, собираясь «вставить» жене.
- Не получится, - прицокнула языком Танька, - с памятью у меня в порядке. Кроме куниллингуса ничего не предлагала.
- Ой, много говоришь! Может, тебе рот чем-нибудь занять?
- Так сильно хочется? – притворно удивилась она. – Ладно, - снизошла до простых смертных, - отдамся тебе. Если обещаешь на море не халтурить.
- Что значит не халтурить?
- Не халтурить – значит, еще раз за меня взяться. Чтоб, так сказать, провести слияние не только с тобой, но и природой.
- Танька, ты случаем не филолог?
- Психолог.