Синтия Фокс

Я замер, предоставляя ей свободу действий. Она посмотрела на меня грозно, почти с ненавистью:

— Не двигайся! Слышишь? Не смей! Я хочу, чтобы он стал большим, очень большим. Я чувствую, как он набирается силы.

Она смотрела мне в глаза. Ее бедра исполняли невероятный танец. Влагалище с шлепающим звуком билось о мое тело. Лицо искажала гримаса сладострастия. Ей было наплевать на мой пенис, который находился внутри нее, она сконцентрировалась только на своих ощущениях. Она не занималась со мной любовью, а использовала меня, как приспособление для мастурбации.

На губах у нее выступила пена. Глаза сделались безумными. Син вскрикнула и несколько раз несильно ударила меня, затем замахнулась в третий раз, и я невольно вздрогнул, но она попала только по спинке кресла.

— Прижми меня к себе. Сильнее.

Я обнял ее за плечи и крепко прижал теплое тело к своему. Она вырывалась, стонала, терлась клитором о мой лобок, как будто совсем забыв о члене у себя внутри.

Син застонала и, перегнувшись через подлокотник кресла, оказалась на полу — безжизненная, ослабевшая, безвольная.

А я так и не кончил. Все было просто потрясающе. Я никогда в жизни не видел женщины, настолько поглощенной собственной страстью, но я не кончил. Син выглядела абсолютно удовлетворенной, но я не кончил, и мой член напоминал мне об этом. Я взял его в руку и начал было мастурбировать, но Син вскочила и крикнула:

— Не смей! Это мое!

— Но я подумал

— Я же сказала тебе, что могу кончать много раз подряд. Так потерпи же, черт тебя возьми!

Син дернула за рычажок, регулирующий спинку кресла, и она поднялась. Затем Син наклонилась над моими бедрами, соски ее пышной груди касались моего лобка. Мой пенис снова оказался у нее во рту. Помогая себе обеими руками, она гладила, сосала, облизывала его, то почти полностью вынимая изо рта, то, наоборот, засовывая глубоко в мягкую и влажную пещеру. Туда-сюда, вниз и вверх. Я лежал неподвижно, предоставляя ей самой довести меня до оргазма

Мой член взорвался внутри нее потоками спермы. Она продолжала сосать его, пока он не иссяк.

— Я не потеряла ни одной капельки, — сказала она.

— Нет, не потеряла.

— И никогда не потеряю, иначе ты накажешь меня.

В первый раз за все время она заговорила о наказании. Я не обратил внимания на ее слова, решив, что это просто болтовня.

Занимался рассвет, когда Син наконец позволила мне лечь в постель. Впереди была суббота — спать можно было сколько угодно.

В полдень меня разбудил запах яичницы с беконом. После завтрака Син попросила меня сходить за вином и водкой, так как вчера мы уничтожили все запасы.

Когда я вернулся, она была накрашена и одета во вчерашнюю обтягивающую черную кофточку и черные блестящие чулки.

Я, признаться честно, намеревался продолжить наше вчерашнее занятие ближе к вечеру, а никак не в два часа дня, но мой член, "увидев" черный треугольник волос, ярко выделяющийся на белой коже в рамке из черного джерси и нейлона, все решил за меня. Я поцеловал Син и одновременно притронулся к ее ягодицам, чтобы проверить, зажили ли хоть немного шрамы от ремня.

Когда я проводил пальцами по нежной коже, Син ежилась и вздрагивала от удовольствия, не переставая тереться об меня лобком, что тоже не настраивало меня на целомудрие.

— Я плохо вела себя вчера на кресле, — сказала она. — Я собираюсь загладить свою вину.

— Все прекрасно. Ты была великолепна.

— Нет, я совсем не думала о тебе. Я чувствую себя виноватой. Позволь мне попробовать еще раз.