Лариска, которую природа щедро наградила ростом и богатырским телосложением, работала у нас не так давно. Бухгалтер материальной группы, в чьи обязанности входило раз в квартал проводить сверку имущества, приходила с огромной амбарной книгой, которая даже в ее могучих объятиях смотрелась устрашающе, и мы начинали поход по кабинетам.
- Стул, инвентарный номер такой-то - один. Есть?
- Есть.
- Стол, инвентарный номер такой-то, один. Есть?
- Есть.
- Графин стеклянный. Есть?
- Есть.
Почти как в фильме "Служебный роман". И продолжение было почти по фильму. Эта сверка продолжалась три-четыре дня. Вечером мы садились в каптёрке и подбивали итоги трудового дня. Чтобы не скучать, прихватывали из столовой немного закуски и запивали ее казенным спиртом. Лорке эти возлияния что слону дробинка. Только лицо раскраснеется. А потом прощались до завтра и шли по домам.
Сидим как-то вечером, заедаем усталость столовской пайкой, сверяем записи. Лариска потянулась сладко, аж косточки хрустнули и натянулась форменная рубашка, обрисовывая огромные груди, что еле вмещались там, грозя вырваться на волю.
- Ларис, выронишь титьки, так потом не соберешь.
- А ты на что? Мужик ты или не мужик?
- Конечно, мужик. Только рука у тебя больно тяжелая. Чуть что не по нраву и готово - инвалид производства, пострадавший на заталкивании выпавших титек.
- Не бойся, маленький, больно не будет.
- Ну да, не успеешь ничего почувствовать. Очнешься - гипс.
- Да ладно, что я, зверь какой, могу и сама достать титьку, если хочешь.
- Глупый вопрос. Хочу. Такие титьки на дороге не валяются.
- А не забоишься? Вдруг разохочусь? Что делать будешь?
- Исполнять твою охоту.
- Смотри, я предупредила.
И Лариска, встав со стула, жалобно пискнувшего под ее весом, расстегнула рубашку, сняла ее и повесила на спинку стула. Расстегнула лифчик, способный прикрыть головы четырем туркменам или узбекам вместо тюбитейки и вывалила груди. Посмотреть было на что. Размером с небольшой арбуз, молочно белые, с розовым соском. От них невозможно было взгляд отвести. Руки аж зачесались, стремясь ухватить эту красоту, потрогать, погладить, поцеловать. Хриплым голосом попросил позволения потрогать, а Лорка смеется.
- Что за мужики пошли? Смелее надо быть. Не съем же я тебя.
Смелее, так смелее. Прижал, что мог ухватить в обе ладони, уцепился ртом за сосок, который начал набухать во рту, становясь упругим. А Лариска прикрыла глаза, тяжело дышит, сама уже расстегивает мне брюки, вызволяя то, что встало в них и теперь просится на волю, поближе к Лоркиному телу. Пока целовались, она стянула с меня штаны, опустив их до колен, погладила вытащенный из брюк член и, оставшись довольной произведенным осмотром, освободилась от юбки, потом от трусов. Стоя обняла меня, присосалась к губам, так и не отпустив игрушку. Ее рука легонько скользила по стволу, касалась головки, теребила мошонку. А в это время моя рука тискала ее вагину, стараясь проникнуть в теплую и влажную глубину влагалища. Лариска раздвинула ноги, даже присела, насаживаясь на пальцы, что уже проникли вглубь и шевелились там, изучая новое место обитания, гладили вход, теребили клитор. В нетерпении развернул ее и толкнул в спину, наклоняя к столу, заставляя отставить зад. Массивные ягодицы разошлись, когда она наклонилась и раздвинула ноги, открыли вход во влагалище. Над этим входом темнело колечко ануса, сморщенное, сжатое.
- Поиграй немного, погладь
А я, со спущенными до колен брюками, путаясь в них и стараясь быстрее избавиться от этой ненужной сейчас одежды, гладил ее задницу, пальцами трахал пизду, старался довести девушку до состояния большого хотенчика. Лариска и так уже текла, а когда я, избавившись от одежды, присел на колени и несколько раз лизнул клитор, потом взял его губами и начал легонько сосать, уткнувшись носом во влажную дырку влагалища, она заверещала.
- Ой, не надо, ой, сейчас кончу.