Богиня ночи

Марина тоже была голой, когда легла ко мне. Я захлопнул книгу и посочувствовал:

— Бедняжка, ты, наверное, очень устала? Может, взгляну на поле битвы? Марина нахмурилась. Я дотянулся до тюбика с мазью: — Мне показалось, что у тебя все болит. Мазь быстро снимет воспаление.

В этом предложении Марина усмотрела еще одну возможность поддразнить меня и охотно легла на спину, подтянула к животу колени, широко разведя бедра.Должен сказать, вид был шокирующий: не так давно бледные, слезящиеся половые губки теперь разбухли и покраснели. Безусловно, она подверглась в этот вечер жестокому насилию. Да, ей заплатили, и по здешним стандартам заплатили высоко — согласно ее условиям. Все это диктовалось скорее сердцем и умом, сама же плоть ничего не знала об этой сделке. Эту дуру жестоко трахали добрых три часа, и неудивительно, что плоть была истерзана и вымучена.

Марину, кажется, это совсем не волновало: — Ты бы видел их ебальники, когда они кончали! — гордо сказала она и, опустив левую руку, изобразила вялый член. — Даже хуже, чем я изображаю! Я всех победила! Можешь помазать меня немного этой дрянью, если хочешь.

Я убавил свет и положил немного мази на опухшие губки, затем начал как можно нежнее втирать. Вид покрасневшей и опухшей плоти так потряс меня, что эрекция исчезла полностью. Это и был мой решительный ответ на ее поддразнивание. Но через несколько минут Марина начала постанывать, вздыхать и шептать:

— Это так приятно... У тебя невыразимо прекрасные пальцы... Глубже... Поласкай внутри!..

Я повиновался, массировал ее везде, исключая клитор. Марина покачивалась с бока на бок, подлаживалась телом под движения моих пальцев, но я не делал усилий. Этот контакт между нами создал ауру взаимного расположения. Мы оказались бок о бок, наши бедра терлись друг о друга. Никакая массажистка не доставила бы ей такого наслаждения. Я сдерживал себя из последних сил. Разве не она сказала: “Нет, пожалуйста, не надо секса, я перетрудилась”. Так пусть же она и скажет: “Хочу секса, я вся дрожу от желания”.

Наконец Марина произнесла это, но по-своему, не вымолвив ни единого слова. Одно крохотное сокращение, и она плотно прижалась промежностью к моему паху. О, у меня уже стоял внатяжку. Игривый сучок легко скользнул между распухших губок, Марина отвела мои руки, приблизила ладони к носу и принюхалась: они пахли кремом и ее природными соками, затем задержала мои ладони на груди. Тут я принялся со всей нежностью обласкивать ее соски: отдал им то, что причиталось клитору. Тем временем она проталкивала моего игрунчика все глубже в борозду, туннель был открыт для движения.

Осторожным, медленным движением я подался назад и также медленно, но настойчиво продвинул вперед, чуть глубже. Затем снова и снова повторяя движения, с каждым разом увеличивал силу толчка. Но я не торопился, старался двигаться как можно ленивее. Марина быстро подстроилась под этот ритм и начала расслабляться. Даже не столько она покорилась моему ритму, сколько переняла, присвоила его.

Я выбрал ритм скорее интуитивно, нежели опытным путем, и теперь старался не сбиться. Марина отдала мне инициативу. Ее пальчики быстро нашли мошонку и, пока я оттягивал новый толчок, не упускали момента, шаловливо перебирая мячики.

Поскольку каждый новый толчок слегка поднимался все выше по тоннелю губок, мой шишак все отчаянней льнул к горячей зоне вокруг клитора. Я чувствовал (по движению пальцев), как росло волнение Марины.

Редко случается, чтобы мужчина и женщина так скоро попадали за тот рубеж, что отделяет нас от беспредельной гармонии. Мы с Мариной никогда бы не достигли этого вместе, если бы решили перепихнуться сразу, в первую встречу, когда я омыл ее ссадины. Напряжение и отчужденность теперь отступили, давая место радости, которая проросла через часы нашего общения. Когда я сказал “беспредельная гармония”, я имел в виду ситуацию, когда он больше думает о ее удовольствии, чем о своем, когда она озабочена тем, чтобы ему было хорошо. Мой любезный член — сосредоточение моей радости — думал лишь о ее клиторе, и эта мысль двигала им. Пальчики Марины поощряли, когда член устремился к электрической кнопке ее наслаждения. Казалось, будто наши нервные системы слились в единую, и это слияние произошло в месте величайшей радости.

Когда я наконец-то дотронулся до этой кнопочки, сработал взрыватель, что-то содрогнулось в ней. Взрыв внутри был чем-то похожим на рухнувшее здание — Марина замерла на неуловимую долю секунды, будто быстро рассчитывая степень неизбежного разрушения. Какая-то доля секунды, но для меня вполне достаточно, чтобы изменить угол, под которым должен брызнуть мой спермофонтан — брызнуть вверх, вверх, как можно выше. И вот тогда она рухнула.

Марина проделала со своим клитором то, что может проделать только женщина, а я тем временем крутил набухшие соски, тискал их и беспрерывно выкручивал полушария. Дрожь пронизала Марину с ног до головы, влагалище походило на раскаленную печь, исторгающую неповторимое очарование на вновь возрождающегося к жизни спермодрайвера. Член оправдал такое название, испустив еще одну изрядную порцию давно хранимого семени. Навстречу этим извержениям двигались один за другим энергичные приливы тепла, обдавая мой член сладостной, густой влагой.

Марина купалась в своем восторге и будто не замечала мой. Но я ошибался. Почувствовал, что член затвердел вновь, я попытался ретироваться с последним своим оргазмом. — У-у?.. — простонала Марина. — М-м-м... — ответил я. — 0-о.. — прошептала девушка, затаив дыхание.

— М-мн-мн?.. — недоуменно откликнулся я, делая ленивые движения.

— М-мн-н-н... — мечтательно и протяжно выразила Марина переполнявшую ее страсть.

Мы продолжали этот лишь нам понятный, разговор около часа, и я не припомню другого подобного в моей жизни. Позднее Марина призналась, что и у нее не было ничего подобного. Не знаю, сколько раз соединялись вновь (поймите полноту смысла этих слов), но разве число так уж важно? Кажется, мы преодолели барьер невозможного. Сексуальность захлестнула нас, эрекция будто питалась энергией, идущей от Марины, а ее вагина, все тело доказывали свою преданность.

Интересно, Марина вернулась в колледж, чтобы закончить образование? И если да, то какую профессию избрала? Одну она обрела точно и могла к ней всегда вернуться.