Цена настоящего

Мысли ее были резко оборваны свистнувшим по плечу резиновым жгутом.

-Не стоит слишком уходить в себя. Там еще можно встретить монстров из прошлой жизни. Не грусти, у нас еще есть время. - (Да что он, мысли умеет читать)- Ты еще не прошла даже половину. Вижу, ты понравилась себе, но, скорее всего, преждевременно. Продолжаем. - Он толкнул Тету в комнату - Ложись лицом вниз. На этот раз я не стану тебя связывать. Ты должна выдержать без фиксации. Теперь у тебя будет два цвета. Каждый пятый удар будешь отмечать цветком красного цвета. Твоя галерея в зеленых тонах вполне экологична но холодновата. Ложись. Постараюсь чтобы тебе было по настоящему больно. Если я буду говорить всякие слова - можешь не слушать. Нет, просто обязана не слушать.

В первый удар была, видно, вложена незаурядная сила. Ей показалось, что ее рассекли на две части. Непривязанные руки рефлекторно метнулись прижаться к месту удара (Охренел, козел - выскочила Танька). Это напугало еще сильнее удара. Скорее, цветочек... Следующие удары были слабее. Теперь они ложились не только на ягодицы, хотя и им было уделено немало внимания. Хлыст резал по бедрам, спускался даже на икры (ох, как больно), вновь возвращался к ягодицам, поднимался к пояснице и даже к плечам. Иногда в узор порки снова вплетался очень сильный удар (всегда по ягодицам). Он прокалывал мгновенной болью, и Тета с трудом удерживалась от крика. Хозяин что-то говорил вполголоса, но слова заглушали падающие на тело удары и ее действительно не хватало на понимание этих слов.

-Тебе больно. Тебе может быть еще больнее. Ты чувствуешь каждый удар собственной кожей. Перед твоими глазами ряды цветочков и твоя рука рисует новые и новые. Ты вновь и вновь слышишь свист хлыста и этот свист навсегда глушит все тупое и злое в твоей жизни. Ты лежишь на животе и твой живот, твои нижние губки чувствуют мягкий ворс ткани. Ты снова и снова слышишь как на тебя сыплются удары, кисти твоих рук побелели от боли и напряжения, они рисуют красное и зеленое и закрашивают, навсегда закрашивают твои серые дни. Ты полностью обнажена, твоя кожа горит от ударов и ни один удар уже не приносит боли, но сильные удары ты еще чувствуешь А твоя рука рисует ряды цветочков и, тогда ты видишь, что зеленого намного больше, чем красного И ты можешь, если захочешь, увидеть эту сцену прямо сейчас. Ты можешь увидеть как смутно знакомый мужчина порет обнаженную девушку и ты смотришь на это и понимаешь, что зеленого больше чем красного, а может быть и наоборот потому, что и зеленое и красное рисует одна рука. И поэтому ты можешь войти в лежащую девушку и перерисовать все так как тебе хочется. На обожженную кожу продолжает ложиться хлыст а на белом чередуются красное и зеленое. Лист белый, как снег в детстве под новый год, как серебристое, обнаженное тело, и на снегу появляются новые и новые узоры новых и новых дней. А потом выпадает новый снег, скрывает старое и можно рисовать снова:

Хлыст свистел и хозяин все продолжал говорить. Тета вдруг ощутила как из ее тела уходит вес и оно начинает подниматься. И потеряла сознание:

-----------------------------------------

Проснувшись ночью, она, вместе с болью во всем теле, обнаружила в себе новое чувство. В ней поселилась нестерпимая ненависть к хозяину.

Когда она очнулась после порки, у нее не хватило сил даже добраться до своей подстилки - хозяину пришлось отнести ее на руках. В голове плавали обрывки слов, тело дрожало от боли и то и дело проваливалось в черноту сознание. Она не заметила когда пришел тяжелый сон.

Танька ненависти не знала. Обида, блеклая бессильная злоба истеричная плаксивость - все это было в ее жизни, но ненависть: Тета лежалаприслушиваясь к холодной дрожи. Она поняла - хозяина надо убить. Она не думала о последствиях. Как уйти от трупа, как скрыться, что будет потом, что говорить, если найдут: Его надо убить как можно скорее. Только тогда она сможет успокоиться. Ненависть была удивительно приятной. Она вносила в жизнь восхитительную определенность. В ее мерцающем свете не было вопросов. Был ответ, только один ответ. Промелькнула даже признательность хозяину. Ведь это он вызвал к жизни такую Тету. Да, он, конечно, был прав и пусть его кровь подтвердит эту правоту. Тета видела на кухне большой охотничий нож. Куда ударить? В сердце? А если не попадешь? Нет, лучше в шею. Да сначала в шею, а потом бить и бить куда попадет рука. Нож хорошо заточен и должен резать легко.

В комнате было темно. Тета бесшумно (как ангел смерти - мелькнула мысль - но ведь Танька не знала таких слов. Откуда они?) шла, занося руку для удара. Ее обжег поднявшийся изнутри холод и это было тоже приятно. А вдруг все это кончится - прилетело жутковатое любопытство. Нет не кончится, поняла Тета. Как легко будет жить с синим льдом в сердце, как будет все получаться. И ее конечно не найдут. Никто не найдет. Еще шаг, еще:

-Теперь в тебе появилось хоть что-то настоящее. Что ж, тебя уже можно отпустить. - Прозвучал знакомый голос. Это было бы даже справедливо. Мир вполне заслужил получить тебя такой. Но я не настолько жесток.

Тета стояла, опустив руку с ножом, и вслушивалась в себя. Синий лед не пропал и музыка ненависти не смолкла. Не было ни чувства неудачи ни страха. Продолжалась странная жизнь и в этой жизни Тета увидела себя неуязвимой. Впереди была бесконечная нить и ее дни были бусинами на этой нити. Бусины-дни обещали бесконечный выбор и синее солнце освещало этот выбор. А страха не было. Совсем.

-Забавно. По всему тебя надо жестоко наказать. Ты ведь хотела меня убить. Но я сам, увы, выбил из тебя страх наказания, а увечить тебя или сводить с ума болью не входит в мои планы. Остается одно. Если кнут становится неубедителен, нужен пряник. Завтрашний день пройдет под знаком пряника. А пока, извини, но мне не хочется просыпаться с ножом в горле.

Остаток ночи она провела на своей подстилке. Руки были схвачены за спиной наручниками, а те, в свою очередь, привязаны к талии шнуром. К экспонатам галереи прибавился тяжелый охотничий нож.

------------------------------------------------

Звонок в дверь был совершенно неожиданным. Тета вздрогнула, все это время к хозяину никто не приходил и даже не звонил.

-У нас гость, вернее гостья. Тебе будет полезно с ней познакомиться, когда-то она прошла похожий курс. Посиди на кухне, когда я тебя позову, не забудь раздеться. И не кидайся пожалуйста на нас с ножом. Твой порыв понятен, но сейчас это неуместно.

Тета слышала как открылась дверь, слышала удивленный голос хозяина, приглушенный смех. Ей стало неприятно. Этот дом, эта жизнь принадлежала только ей и остальному миру было здесь нечего делать. Здесь жили ее боль, ее стыд и ее открытия. Делиться она была не согласна. Не согласна она была делиться и хозяином, его хлыстами, его глухим голосом, его словами-загадками. Тета не стала ждать. Отшвырнув халатик, она пошла к двери.

На низком столике мерцала золотом бутылка запредельно дорогого коньяка. Запредельно дорогим был и кулон с сапфирами (почему с сапфирами? Танька же никогда их не видела.) украшавший шею, закрытую черным шарфом. И тяжелые перстни на коротких пальцах. В облике гостьи проступали восточные черты, но не корейские или китайские. Скорее якутские или чукотские. Невысокая, с жесткими прямыми волосами, и взглядом, покорным и жестоким одновременно.

-Разве я звал тебя? Почему ты пришла?

Тета опустилась на колени у ног хозяина и подняла глаза. Она не могла видеть выражения своих глаз, но оно было таким же как у гостьи.

-Можно мне ее наказать? Я ее хочу.

-Рита, разве я отдавал тебя всем, кому этого хотелось? Однажды, помнишь, даже со стволом в руках пришлось отбиваться. Я сам не имею права ее взять.

-А почему она смотрит тебе в глаза. За одно это с нее надо спустить шкуру.

-Да, в вашей традиции. Но я ведь не играю в SM-игры. Это ваши "masters" запрещают смотреть в глаза. Настоящие господа видели это иначе. Они не боялись читать в глазах душу и наказывали именно за опущенный взгляд. Знакомься, Тета. Эту госпожу зовут Рита. Было время, когда она