— Мы тебя даже мочить не будем. Как можно мочить такую талантливую, блядь, суку, гы-гы? Живи, радуйся. Мы тебя лучше ебать будем, ты будешь наша сука, — говорили ей, когда все закончилось, и заебанная Лера сидела на асфальте. На губах и в пизде хлюпала сперма, в ушах шумело, как перед обмороком, и страшно хотелось кончить.
Лера понимала, что ее жизнь чудом не оборвалась здесь, на асфальте. Но, когда насильники скрылись за углом — она не вскочила, не ринулась опрометью в другую сторону, а сидела голяком еще минуты три, глядя прямо перед собой, и затем взялась рукой за горящую щель.
В ней только что было плотно и туго, и сейчас снова хотелось этой плотности, и Лера разжигала ее в себе, изо всех сил ввинчиваясь в клитор. Она раскорячила ножки и представляла, что кто-то идет мимо и смотрит на нее. От этой мысли тело вдруг скрутилось, как тряпка, и из Леры потекло горькое, одуряющее блаженство, скребущее сладким волчком в недрах матки...
Какое-то время Лера сидела, обмякнув на асфальте; затем встала, оделась и медленно побрела домой.
8.
— Ты умничка, ты чудо! Ты настоящая находка! Если мы с тобой договоримся, ты получишь хорошую награду...
— А... разве мы уже не договорились? — спрашивала голая Лера.
— О чем ты, лапуся? — проникновенно смотрел на нее Леонард Рустемович, менеджер модельного агентства «ИзгибЪ».
— Как? А... — растерялась Лера.
Только что она отпозировала длинный фотосет, принимая самые блядские позы, которые только могла себе представить. — Но я же снималась... И вы говорили, что...
— Нуууу, деточка, наив будешь в своей школе гнать. Это была проба. Тест, скажем так. Он показал, что ты годишься, ты меня поняла? И не более того. Ты меня поняла?..
— А что надо, чтобы... более?
Вместо ответа Леонард Рустемович встал.
— Эх, — сказал он, умильно глядя на Леру. — Хотел я тебя привезти в хорошее место, романтика, скажем так, и все такое... но нет. Не могу терпеть. Иди сюда!
Лера подошла на негнущихся ногах к нему.
— Соси! — из брюк вывалился объект сосания, прицелившись Лере в живот.
— Но...
— Ах, мы наивные, да? Ну так вали к себе домой, тургневская девушка, блядь. Тебе ж денюжек хочется, по глазам вижу. Ну? Соси, и получишь кусок сладкой морковки...
«Это из «Кролика Роджера"" — подумала Лера, заглатывая багровый хуй. Она сосала так же, как пару дней назад, когда ее насиловали — облепляла елду нëбом и языком, и это снова нравилось ее клиенту, сопящему от удовольствия, как мастиф.
— Хххххыыыы... Ты настоящая находка, я же говорю, — бормотал Леонард Рустемович, и вдруг схватил ее за плечи и повалил на пол.
Хуй с чмоканьем вылетел из Лериного рта. Она даже не успела вскрикнуть. Ноги ее были раздвинуты, и в зудящую щель на лету вставился хуй, натянув ее почти до упора.
— Вот так, вот таааак... ты же давно течешь, талантливая моя... — приговаривал менеджер модельного агенства и ебал Леру на полу, смяв руками обе ее груди. Лера выгибалась и плакала. Все эти дни она внушала себе, что там, на асфальте она была не виновата, так получилось, и она правильно поступила, и потому осталась жива, и она вовсе не сука и не шлюха...
— Все вы плачете... Все... А потом сами раком ставитесь, блядь, и сами прыгаете на меня, и умоляете... Где ты еще такой хуй найдешь? Девятнадцать с половиной, между прочим! Что, не вкурила еще? А так? А вот так? — орал ей менеджер и остервенело ебал ее, всаживаясь в печенки. Лера задыхалась от плача и от спазмов растревоженной матки. Тугая плотность, натянувшая ее, влилась куда-то в недра, и там толкала и щекотала липкую капельку, которая росла, набухала и перекатывалась в Лере, исторгая из нее спазмы, стоны и радуги. «Мне хорошо" — снова осознала она, — «мне дико, зверски, охуенно хорошо. Ааааа...»
— Аааааааа! — орала она, выплеснув наконец из себя эту капельку, и тонула-захлебывалась в ней, и выворачивалась наизнанку сладким, сочащимся нутром, и размазывалась пиздой по стволу хуя, проебавшего ее до сердцевины...
— Ну вот... — отдувался Леонард Рустемович. — А не хотела, между прочим. Скоро еще попросишь. На, держи.