Город. Агония

Я слушаю, как ветер завывает снаружи, как ветки деревьев скребутся в окно. Сейчас все сидят в своих домах, прислушиваясь к зловещему предупреждению природы. Здесь редко бывают ветры, со стороны моря город заслонен горами, едва видными вдалеке, а из степей никогда не приходило ненастье. Весь город замер в ожидании, каждый видит во внезапно разразившейся буре предзнаменование, ведь каждый ощущает, что город доживает свои последние дни. Вчера объявили карантин, власти прислали военных, которые перекрыли все выезды из города. Некоторые успели покинуть его пределы, но поговаривали, что их вскоре задержали прибывшие солдаты и поместили в специальный передвижной госпиталь для тех, кто мог заразиться. Кто-то ушел в степь, не догадываясь, что страшная болезнь пришла именно оттуда. Я так и не узнала, куда ушел Ян, но я надеялась, что он сможет избежать того, что ожидает всех нас здесь.

Я не была уверена, что Лой вернется сегодня, ведь все, кто имел хоть какой-то интерес в этом городе, сейчас держал совет, каждый свой. Сертоны уже несколько часов не выходили из ратуши, ведя переписку с главнокомандующим, взявшим город в осаду по приказу монарха, и пытаясь вывести переговоры в нужное им и городу русло. Знать совещалась между собой о дальнейших действиях — кто-то пытался предотвратить распространение болезни, найти лекарство, кто-то пытался организовать склады с продуктами и наладить их раздачу, кто-то просто раздумывал, как избежать потерь. (Эротические рассказы) У бедняков были свои заботы, у Лоя свои. Мой Цербер всегда держал в своем кулаке все воровское дно города, убийц, шлюх, торговцев запрещенным товаром. Для горожан он был простым торговцем, мало кто знал, что он дергал за ниточки всех, кого город так боялся и от кого старался избавиться. Сейчас он пытался удержать своих людей от беспредела, который мог окончательно погубить этот город, а это было весьма непросто. Еще вчера я слышала истории о том, как несколько человек зарезали прямо в центре города на улице, несколько лавок и аптек было разграблено.

До меня доносятся шаги Лоя с лестницы, все ближе и ближе. Я не хочу видеть его сейчас, впрочем, и раньше тоже, но сегодня ночью я так хотела остаться одна, я бы просидела на этом стуле у окна всю ночь. Он останавливается за моей спиной, я чувствую его взгляд. Он наклоняется ко мне, приникает губами к моим волосам, и я ощущаю его влажное дыхание. Его руки обхватывают мою шею и слегка сжимают. Он всегда так делает, замашки хозяина, как к принадлежащей ему вещи, которую он много лет назад выкупил у заехавших в город бродячих артистов, чтобы вырастить из девочки очередную шлюху. Он умел планировать наперед, но он сам не ожидал, что оставит для себя девушку, которая могла бы приносить ему хорошие деньги. Но я-то знала, как крепко держу его в своих маленьких, на вид слабых руках.

Его ладони гладят мою шею, ключицы, опускаясь к вырезу платья. Его дыхание в моих волосах учащается. Я чувствую, как он напряжен, даже зол, очевидно, не все в его делах идет сейчас гладко. Я не хочу раздражать его еще больше, поэтому медленно поднимаюсь со стула и поворачиваюсь к нему. Я выше его почти на голову, лицо любого, кто увидел бы нас со стороны, исказилось бы от неприязни. Лой-Цербер — низкорослый горбун с тонкими и кривыми ногами, но большими сильными руками, лысой бугристой головой, чрезмерно волосатыми конечностями и туловищем. Невероятно, что такие люди могут обладать силой и яростью, какой обладал Лой.

Его быстрые кривые пальцы расстегивают застежку моего ворота и приспускают его вниз, обнажив мои груди. Мои предплечья скованы платьем, но я никогда бы и не пыталась воспротивиться, а Лой уже мнет и целует мою плоть, он обхватывает большой ладонью упругую грудь и оттягивает на себя, приникая ртом к вытянувшемуся соску, посасывая его, иногда чуть прикусывая, его юркий язык описывает круги, будоража сосок, делая его твердым, заставляя тянуться за лаской. Он подталкивает меня к столу, приподняв одной рукой мои ноги, и опрокидывая меня на поверхность. Когда он начинает освобождать мои бедра от юбок, я закрываю глаза. Он настойчиво и в то же время нежно и ласково гладит мои обнаженные ноги и живот своими шершавыми ладонями, упиваясь ощущением мягкой кожи. Он делает все так, будто от меня что-то зависит, будто я могу сказать ему «нет» или «да», но мы оба понимаем, что если он хочет овладеть мной, никто и ничто не сможет ему помещать.
Он очень любит мое тело, возможно, поэтому ему удается иногда разбудить во мне ураган желания. Он запускает в меня пальцы и, кажется, нащупывает то место, которое всегда жаждало ласки, и я невольно роняю стон. Я слышу, как он избавляется от своей одежды, льнет к моим раскинутым ногам, его член, слишком большой для его такого хилого тела и сильно искривленный у основания, тычется в мое влагалище. Лой чуть надавливает и проскальзывает в мое тело настолько, насколько оно его вмещает. Его руки обхватывают мои бедра и принимаются со всей силой натягивать меня на его орган. Наши тела бьются друг о друга яростно и быстро, мне приходится ухватиться ладонями за край стола над моей головой, чтобы хоть как-то постараться сохранить равновесие, но мое тело словно в агонии мечется по столу вверх-вниз, направляемое охваченным вожделением мужчиной.

Лою уже много лет, он мог бы быть даже моим дедом, но твердость и выносливость его члена не уступает его звериному вожделению, с которым он всегда набрасывается на меня. Он всегда был стоек, доводил меня до полного изнеможения, прежде чем кончал в меня, а сейчас его голова к тому же забита мыслями о происходящем с городом. Его движения становятся более резкими, более глубокими, его пальцы больно впиваются в мое тело, но он не приближается к финалу, а я по-прежнему лежу с закрытыми глазами, удерживаясь за край стола, вслушиваясь в завывания ветра, ставшие настолько сильными, что заглушают сопение и хрип уродливого горбуна, овладевающего своей возлюбленной.

В какой-то момент он отпускает мои бедра, обхватывает за талию и резко тянет на себя. Он делает шаг назад, поднимая меня своим членом со стола. Мое тело соскальзывает по стволу вниз до упора, оно пронзено мощным, твердым как сталь органом до самого сердца, я захлебываюсь на вдохе, все вокруг кружится, и я бы упала назад, но Лой прижимает меня к себе со всей своей силой. Он заглушает свой звериный рев, уткнувшись в мою шею, а я ощущаю, как пульсирует от боли и напряжение мое влагалище, распираемое извергающимся органом, слишком большим для моего тела.

Когда его рев затихает, а семя растекается по моему нутру, он чуть ослабляет хватку и, нежно обнимая меня, несет в мою спальню, аккуратно кладет на кровать, навалившись сверху, и только тогда выпускает уменьшившийся орган из меня.

— Прости, Вера, — хрипит он мне в лицо, — я не сдержался. Ты простишь меня?

Я пытаюсь совладать с дыханием, голова уже не кружится. Я кладу ладонь на его голову, а он утыкается лицом в ложбинку между моими ключицами.

— Мне было так нелегко сегодня, я почти потерял свое влияние на них. Липа велел прочесать все склады и заброшенные дома на окраине, проводить аресты, сопротивляющихся и вооруженных сразу убивать, так же поступать и с мародерами. Он дурак, если думает, что они не ответят ему тем же. Только я могу удержать это шаткое равновесие между нашими мирами, но с каждым разом мне становится все сложнее. Утешь меня.

Лой приподнимается и тянется к моим губам, его рот накрывает мой. Ладонью он обхватывает мое лицо, пальцы надавливают на мой подбородок, его язык скользит в мой приоткрывшийся рот. Это не поцелуй, он просто хозяйничает во мне, изредка давай возможность вздохнуть. Дальше происходит то, что происходит всегда, если он сразу не отрывается от меня. Его бедра начинают шевелиться, скользя по моим, искривленный член, вяло лежащий на моем бедре, становится все ощутимей, через мгновения он уже твердой преградой стоит между нашими телами.

— Потерпи, Вера,...<милая, еще немного. Ты же знаешь, что только ты даешь мне силы для нового дня. Я не буду сегодня щадить тебя, ты нужна мне вся без остатка, не противься, прими меня.

Его руки ныряют между нашими телами, пальцами Лой прихватывают губки около входа в мое лоно, растягивают их в стороны, пропуская между ними головку члена, который теперь уже легко проникает вглубь пропитанного семенем влагалища. Он погружается не до конца, но неприятное чувство тугой заполненности напрягает мое тело, заставив сжаться, я неосознанно пытаюсь свести ноги, но моих сил не хватило бы, чтобы просто сдвинуть напирающее на меня тело. Чувство злости наполняет меня, я отворачиваю от него свое лицо, руками упираюсь в его грудь, произнеся сквозь стиснутые зубы: «Мне больно, Цербер, хватит».

Он не любит, когда я называю его не по имени, это прозвище дали ему бандиты еще до того, как он подмял их под себя, за его свирепый нрав и жестокость, с которой он расправлялся со своими врагами и с предателями.

— Почему ты пытаешься все испортить? — шипит он мне в ухо, — Ты ведь знаешь, как много значишь для меня, сколько я сделал для тебя, какие чувства ты во мне будишь. Ты ведь знаешь, что я не отпущу тебя. Мое желание душит меня, все, что я прошу, это утолить его.

Лой замирает, приподнимается надо мной, его пронизывающий взгляд заставляет меня повернуть к нему лицо и посмотреть в его глаза, мои руки опускаются и больше не упираются в его грудь, что-то в выражении его лица заставляет меня вжаться спиной в кровать. Я знаю, что он применит силу, если я не уступлю. Но внезапно его взгляд смягчается, его орган выскальзывает из меня, он целует меня в губы, его рука ложиться на мою грудь, опускается ниже, обхватывает за талию. И мы переворачиваемся.

Мои руки опираются на его грудь, всю покрытую волосами, колени обхватывают его торс, промежностью я ощущаю его подрагивающий член. Мне достаточно лишь принять его, чтобы Лой забыл обо всем, чтобы снова стать центром его мира. Я слишком хорошо понимаю, что будет, если все изменится. Я провожу бедрами вверх по его животу, вжимаясь в его тело, стараясь поймать кончик члена. Мне это удается не сразу, большая головка ускользает от меня, пока Лой не направляет ее рукой в нужном направлении. Я погружаю его в свою влажную глубину наполовину, Лой стонет, руки тут же впиваются в мои бедра, сжимая их в тиски, опуская все ниже. Он замирает, давая мне возможность привыкнуть, пока мое влагалище растягивается, подстраиваясь под его размер.

И мы начинаем двигаться, я скольжу по его животу, оставляя влажный след его семени, почти полностью выпуская член из своего влагалища, чтобы затем позволить ему целиком погрузиться в мою глубину. Я чувствую, как пробегают искорки у меня внутри, как разрастается томление, как ощущение снующего внутри члена становится сладостным. Мои глаза закрываются, пальцы зарываются в волосы на груди Лоя, я насаживаюсь на его орган все быстрее, я хочу впустить его до самого конца, несмотря на боль, хочу почувствовать его крупные яички под ягодицами. Я уже не сдерживаю громкие стоны, я уже не испытываю стыда, который сопровождал меня ранее в минуты наслаждения. Я знаю, кто я, если позволяю своему телу предавать меня с уродливым горбуном, купившим меня когда-то в детстве, жестоким убийцей, на руках которого кровь десятков людей. Его член заставляет мое влагалище истекать соками, но я еще знаю, что мои чувства к этому человеку сосредоточены только у меня между ног, что мне неприятны его поцелуи, его прикосновения, я не люблю засыпать рядом с ним, что душа моя принадлежит другому, но я не знаю, где он сейчас, сумел ли он уйти из города.

Эти мысли обрывает судорога, пронзившая мое тело с невероятной силой. Лой тоже достигает пика наслаждения, он притягивает меня к себе, вжимая мое тело в свое, приникая щекой к моей щеке. Мои бедра еще дергаются, когда его член изливает в меня новую порцию семени.

2.
Утром возле ратуши Старший Сертон объявляет то, что все уже давно понимают. Город закрыт, дабы пресечь распространение болезни. Песчаная Кровь, или Песчанка, как ее называли в народе, пришедшая из степи с одним из тамошних обитателей, уже через несколько дней после появления унесла несколько жизней в бедном районе. Сейчас туда уже не попасть, мосты через реку охраняются. Жителям советуют не выходить из домов, чтобы снизить риск контакта с зараженными. Власти обещают контролировать цены на еду и лекарство, но уже вчера было не найти ничего кроме простейших пилюль и настоек, но даже их раскупали очень быстро, все остальное доставалось из-под полы, если у покупателя было достаточно денег. Город не знает, что его ожидает, поэтому не знает, к чему готовиться.

Я вижу в первых рядах перед ратушей Абрахама Липу, знатного вельможу, военного, считавшегося несмотря на молодой возраст лидером в нашем городе, зачастую встававшему против старейшин города Сертонов. Как ни странно, но он помолвлен с дочерью Сертона, но ее нет перед Ратушей, бесценную дочь берегут, как зеницу ока, она не покидает свой дом с момента начала болезни. Сейчас Липа возглавляет компанию по поддержанию порядка в городе, его вооруженные люди дежурят на улицах.

Сертон заканчивает свою речь и люди расходятся, стремясь укрыться в своих домах. Я следую за Абрахамом, когда внезапно кто-то хватает меня за рукав. Это Травка.

— У меня есть для тебя новости, — говорит мне девочка-подросток, которую я знаю много лет, — Я слышала, как говорили о трех мужчинах, которые намеревались уйти из города, но их пытались остановить военные, по ним открыли огонь, но они смогли укрыться в угольном доме перед тем, как его закрыли.