– Вот, наверное, это твое? – спросил он, положив рядом с девушкой мешок и шляпу.
Она кивнула и благодарно посмотрела на него.
– Хочешь, я отнесу тебя в ручей? Вода облегчит твою боль. А я тем временем приготовлю место для ночлега, скоро ночь, – и он добавил, поясняя: – Здесь есть неподалеку пещера. Идти ты не сможешь, а я не смогу бросить тебя здесь одну.
Не дожидаясь ее ответа, Дордже подхватил девушку на руки и отнес к ручью, вытекающему из родника. Потом перенес ее мешок поближе к ней, и направился в сторону скал, где была пещера, в которой он не раз укрывался от внезапно разыгравшейся непогоды.
Два дня он выхаживал ослабевшую от потери крови Чхойдзом, не решаясь продолжить путь, и как мог, старался облегчить ее страдания. Он поил ее отваром шалфея и шафрана, прикладывал холодные компрессы к кровоподтекам на лице и теплую землю, взятую у мышиной норки, смотрящей на восток, к ее пояснице.
Все это время Чхойдзом молчала, лишь коротко отвечая на его вопросы и настороженно наблюдая за его действиями. Наконец, к исходу второго дня она нарушила свое молчание и поведала Дордже о том, что недавно овдовела и хотела вернуться к родственникам, живущим в пяти днях пути от деревни ее покойного мужа. Не решившись идти одна, она напросилась в попутчицы к торговому каравану, направлявшемуся в нужную ей местность. Но в дороге пятеро торговцев, очарованные красотой юной вдовы, решили вкусить ее прелестей, и, прямо днем затащив в самшитовые заросли, жестоко изнасиловали. Она, прожившая с мужем в любви и ласке почти год, истекла бы кровью после этого чудовищного совокупления, если бы не Дордже.
Он слушал ее внимательно, не перебивая, и сокрушался про себя о тяготах Пути, выпавших на долю этой несчастной молодой женщины.
На третий день, когда было съедено все, что у них было, включая и хлеб, лежащий в мешке Чхойдзом, они медленно направились через перевал к монастырю Богтэн.
Приведя Чхойдзом в деревню, расположенную недалеко от монастыря, Дордже оставил ее у одной сердобольной женщины, а сам направился в монастырь, обещая Чхойдзом вернуться за ней, и на обратном пути в свой монастырь сопроводить ее до деревни, где жили ее родственники.
Через несколько дней, с ответной почтой, он уже спешил в деревню, где оставил свою подопечную.
Увидев, он не сразу узнал ее – синяки сошли с ее лица, сменившись нежным румянцем, в движениях пропала болезненная скованность. Она вышла ему навстречу плавной походкой, и остановилась, застенчиво глядя на приближающегося Дордже. В руке она держала знакомый полотняный мешок, наполненный припасами в дорогу.
– Вы пришли за мной, святой отец… – тихо сказала она и с благодарностью склонилась перед Дордже, целуя ему руку.
– Если ты готова, то нам пора в путь, меня давно ждут в моем монастыре, – сказал он, и, повернувшись, быстро пошел по дороге.
Чхойдзом попрощалась с приютившей ее женщиной и поспешила за Дордже.
За несколько дней они миновали два монастыря. Чхойдзом не жаловалась в пути и следовала за Дордже, не отставая.
Он оставлял ее в деревнях на время своего пребывания в очередном монастыре, и каждый раз, когда он забирал ее оттуда, он замечал, как она, завидев его, облегченно вздыхала, словно боялась, что он бросит ее здесь.
В короткие минуты отдыха у дороги Чхойдзом садилась чуть поодаль от Дордже и молча смотрела на него. Она вообще была молчалива, и Дордже не раз ловил себя на мысли, что ему бы очень хотелось узнать, о чем она думает.
Когда они добрались до монастыря Кабу, рядом с которым не было никаких селений, Дордже пришлось оставить Чхойдзом у водопада, находящегося в часе пути от монастыря.
– Здесь ты сможешь отдохнуть, – сказал он перед уходом. – Я принесу тебе свежую еду и устрою на ночлег. Не бойся, тут ты в безопасности.
Через три часа он возвращался назад.
Отведя кусты в сторону, Дордже вышел к водопаду, и ошеломленно остановился: потоки воды алмазным каскадом срывались со скал вниз, и зыбкая радуга дрожала над озером в изножии водопада, где плескалась совершенно обнаженная Чхойдзом. Ее стройное тело, все в бисеринках влаги, переливалось, подобно алебастру, в лучах солнца, а длинные черные волосы темным блестящим шлейфом тянулись за ней по воде.
Почувствовав присутствие постороннего, Чхойдзом испуганно оглянулась, но, увидев Дордже, с облегчением улыбнулась ему.
Выбравшись из воды, она пошла к нему навстречу, совершенно не смущаясь собственной наготы.
Дордже, как завороженный, смотрел на нее. Впервые он так открыто и близко лицезрел обнаженную женщину. Обнаружив несколько дней назад Чхойдзом, лежащую растерзанной и без сознания в гуще кустов, он видел ее тело лишь мельком, и оно было обезображено насилием. Сейчас же, на ярком солнце, он смог хорошо рассмотреть ее, и испугался – испугался женской красоты, которая ранее была неведома ему в его монашеской жизни, и той ошеломляющей бури эмоций, которую она пробудила.
Дордже с ужасом почувствовал, как внутри у него что-то жарко вскипело, и, прорвавшись потоком горячей крови, хлынуло в низ живота, вздымая мгновенно отяжелевшую плоть.