Поезд еще не остановился, а мы уже стояли на подножке вагона, и Светка, перевесившись через руку проводника, напряженно вглядывалась в лица на перроне. Я стоял позади нее и держал ее за талию. Но вот состав дернулся в последний раз, с глухим шипением выпустил пар и замер. Я с трудом оттащил Свету от проводника, который с безучастным видом опустил ступеньки, и как раз в этот момент она взвизгнула, да так громко, что даже он, привыкший ко всему, посмотрел на нее с удивлением:
— Папочка!
Она слетела на перрон, чуть не сбив проводника с ног, и побежала куда-то вперед к зданию вокзала. Я извинился за нее, подхватил сумки и медленно спустился на платформу.
Я старался держать ее в поле зрения, но встречающих было столько, что вскоре все-таки потерял ее из виду. Тогда я остановился и закрыл глаза. Я чувствовал ее. Она вся просто светилась от радости, и из-за ее свечения мне было трудно понять, где именно она находилась. Зато я довольно точно ощутил зону поиска — у стены вокзала, не то возле двери, не то возле высокого окна.
Я решительно двинулся в ту сторону.
Они стояли у окна. Светка довольная как слон висела на шее немолодого, но довольно крепкого мужчины с пронзительными серо-голубыми глазами и светлыми волосами. Она что-то радостно щебетала ему на ухо, а он блаженно улыбался, не зная, куда девать руки.
Я подошел к ним, поставил сумки на землю и скрестил руки на груди, ожидая, когда закончится первая волна радости.
Светка иссякла довольно быстро. Когда она, наконец, отпустила шею отца, она обернулась ко мне и взяла меня за руку:
— Папочка, познакомься, это Фарик, мой жених. Фарик, это мой папа, Павел Степанович.
Я протянул руку и чуть поклонился:
— Приятно познакомиться.
Светкин отец подозрительно прищурился на меня и молча пожал протянутую руку. А затем быстрым движением вытер ее о свои темно-зеленые шерстяные брюки. Я никак не отреагировал на этот жест, но мысленно поставил в этом месте галочку.
— Идемте в машину, — холодно бросил он и направился к дорожке слева от здания вокзала.
Я подхватил сумки и быстрым шагом последовал за ним.
— Прости его, пожалуйста, — тихо сказала Света, взяв меня под руку, — еще и года не прошло...
Я молча кивнул.
Она благодарно сжала мой локоть чуть сильнее и ускорила шаг, нагнав отца.
Гордым именем «машина» Павел Степанович называл гнусного желто-оранжевого цвета развалюху с проржавевшими крыльями и бамперами, от которой жутко воняло бензином, рвотой и еще чем-то, о чем мне даже думать не хотелось. От одного вида этого монстра у меня начала кружиться голова, а от мысли, что нам предстоит ехать в этом чуде враждебной техники на другой конец города, меня и вовсе чуть не стошнило. Я пожалел, что Павел Степанович вызвался встречать нас. Было бы намного проще вызвать такси или поехать на трамвае.
Но Светка смело запрыгнула на переднее пассажирское сиденье, а ее отец открыл багажник, откуда на меня пахнуло свежеразлитым бензином и машинным маслом. Уговаривая себя, что могло быть еще хуже, я, не подавая вида, уложил сумки в багажник, дождался, пока хозяин усядется за руль, и занял свое место на заднем сиденье.
Павел Степанович провернул ключ в замке, машина угрюмо чихнула, вздрогнула и медленно покатилась по дороге.
Всю дорогу Светка ностальгировала. Наверное, именно ее болтовня позволила мне забыть о жуткой вони в салоне и о постоянном страхе того, что на следующем ухабе машина таки развалится или растеряет все колеса. Вопреки моим ожиданиям добрались мы довольно быстро, и по дороге у нас ничего не отвалилось. На всякий случай я все же проверил украдкой комплектность — все было на своих местах. Даже ржавчина с кузова не осыпалась.
Ее отец взял меньшую сумку, я большую. Он громко хлопнул крышкой багажника и направился к двери в подъезд, где уже улыбалась во весь рот Света.
Мы поднялись на второй этаж, и Павел Степанович позвонил в звонок. Дверь распахнулась почти мгновенно. На пороге стояла невысокая румяная полная женщина с совершенно белыми волосами и добрыми карими глазами. Несмотря на свою полноту, она выглядела вполне привлекательной, и даже выдававшийся далеко вперед животик, на котором как на полке возлежали дряблые груди, лишь слегка прикрытые тонким халатиком, не портил общего впечатления. Она мне почему-то сразу напомнила сдобную булочку, какими нас по утрам имеет обыкновение кормить отец. В квартире, кстати, пахло выпечкой. И очень недурной выпечкой, должен сказать.
— Мамочка! — теперь Светка душила в объятиях толстушку, по румяным щекам которой тут же ручьем потекли слезы. — Мамочка, как же я соскучилась! — я не видел лицо Светы, но по голосу понял, что она тоже плакала.
— Светочка, доченька, — пухлые руки матери сомкнулись на ее спине.