Прямо в тот момент я готов был бросить к ногам Катеньки все свое существо, всего себя. Я был готов убить ее тут же, расчленить на куски, и рыдая от умиления, задыхаясь от животной страсти жрать ее тело.
Я готов был отдать ей весь этот гребанный мир. Любить ее. Возвести в ранг своего божества. Собственного, самого лучшего. Самого настоящего:
6.
Катюша доела мороженное и вопросительно посмотрела на меня. Я допил свое пиво и грустно улыбнулся.
-Не хочется идти к Аньке, она - дура, - сказала Катенька, в глазах ее блеснули искорки.
Маленькие девочки часто называют своих подружек дурами. Это объясняется зарождением в них сексуальности? Они видят в любом существе женского пола прямого конкурента на пути к обладанию неким безликим самцом? Вполне вероятно.
-Можно еще съесть по мороженному, -предложил я.
-Холодно, - повела плечами Катенька.
-Можно пойти ко мне, - предложил я, и тут же сам испугался своей смелости.
Катенька могла закричать и бросится прочь. Меня могли арестовать. Это было бы не так страшно. Хуже было бы, если бы она рассмеялась. Просто мне в лицо. Жестоко рассмеялась бы. Маленькие девочки - очень жестокие существа. Намного более жестокие чем любой маньяк или политик. Я даже зажмурился от ужаса, ожидая ее естественной реакции.
-А ты живешь недалеко? - неожиданно спросила она.
Мы перешли на ты.
Действительно, я жил совсем рядом. В двух кварталах. В десяти минутах ходьбы. И я утвердительно кивнул.
-Тогда, возьмем еще мороженного? - она улыбнулась. - Ты ведь меня угостишь?
-Без проблем, и пива тоже возьмем, - улыбнулся я, впервые за все эти долгие серые дни почувствовав легкость.
И мы пошли. Даже дождь прекратился, и мне показалось, что над моим городом разноцветным полотном растянулся холст радуги.
7.
Я расчленял ее крохотное розовое тело огромным тесаком. Куски ее плоти я рассовывал куда попало: по банкам, кастрюлям, шкафам и чемоданам.
Боже, как же это все прекрасно и банально одновременно. Это - проза, в своем самом естественном проявление. Шедевр, который не посмеет осудить никто:
Я стоял весь в ее крови, а передо мной лежали куски ее останков. И я брал эти мокрые липкие куски, и тер их о свое тело.
Ее кровь смешивалась с моей спермой, моим потом, с моими слезами.
Я рыдал, меня переполняла любовь.
Восхитительное, прекрасное и пьянящее чувство моего восторга было невозможно передать словами, стихами и даже мечтой.
Я обмакнул в лужу крови указательный палец и вывел на девственно белых обоях: "Катюша, любимая моя".
А после я упал на ее останки, обнял их любя, заплакал и забился в глубоком неспокойном сне.