Лука медленно закусил в раздумье нижнюю губу. Затем отбросил ремень, быстро приблизился к девчонке и схватил ее за длинный хвост одной рукой и за тонкое предплечье другой, пока она даже опомниться не успела. Почти склонив ее пополам, он потащил ее к ванне, включил холодную воду в душе и, наклонив ее над ней, направил струю ей на голову. Девушка вопила, захлебывалась и выкручивалась, как могла.
— Сколько, ты сказала, тебе лет? — злобно сцедил Лука.
— Пятнад , — он тряхнул ее за волосы, — Восемнадцать!
— Сколько раз ты проводила гименопластику?
— Что?!
— Отвечай, сколько раз!
— Т т-т-три!
Лука отпустил ее, слегка толкнул в сторону и выключил душ. Тяжело дыша, вся напрягшись как пружина и дрожа, она обтекала ледяной водой. Ее тушь потекла, помада размазалась, волосы висели смоляной паклей.
— Да я тебя Да я! — вскричала она, набрасываясь на него с кулаками. Он поймал ее за запястья и тряхнул так, что та аж подпрыгнула на месте.
— Рот заткнула, сучка! Еще раз обратишься ко мне на ты, подвешу тебя к потолку за ноги и лишу тебя твоей драгоценной невинности вниз головой в глухом кожаном шлеме. Поняла? Я в курсе, как это больно после гименопластики, — невинные девы твоего пошиба у меня уже были.
Девчонка смотрела на него, ошарашенно выпучив глаза.
— Твою же мать, Матвей! — выругался Лука про себя, а потом вслух гневно добавил, — А ну вали отсюда, пока я добрый!
— У меня волосы мокрые , — сорвалась на истерику фальшивая Кристина.
Лука бросил ей полотенце.
— Оставь себе и вали. Если твое долбанное агентство еще раз пришлет мне не то, что я заказал, их девка серьезно пострадает. Поняла?
Проследив, чтобы девушка вышла на улицу, Лука вернулся в кабинет, достал из мини-бара бутылку виски, а из серванта увесистый приземистый стакан, плеснул напиток на самое дно, выпил и, захватив с собой телефонную трубку, улегся на диван.
— Владимир, никого ко мне сегодня не пускать. Проследи, чтобы эта шлюха не околачивалась рядом с домом. Мерседес с ТО привезли? А какого хрена?! Да пошли вы все!
Он сбросил звонок и откинул трубку на рядом стоящее кресло. «Как же задолбало это все!»
***
Прошло три дня, а Кристине так ни разу и не позвонил Матвей. Она просто поверить в это не могла, вся сгорая от обиды, унижения и осознания собственной глупости. Сегодня был день, когда приезжали родители, и она обещала папе приехать встретить их на вокзале. Для папы, признаться, это было крайне необычно — путешествовать по железной дороге, но, видимо, в данном случае он решил сделать исключение под воздействием убеждений Ларисы. Кристина так и не решилась спросить его, приедут ли на вокзал Лука или Матвей. В конце концов, это она была ближе к ним и, казалось бы, должна быть в курсе насчет их планов. Впрочем, она понятия не имела, как все должно было складываться в этой ситуации — она совсем запуталась и просто отказывалась тратить еще хоть сколько-нибудь сил на анализ ее отношений со сводными братьями. В случае с Лукой и Матвеем даже думать о них как о братьях казалось нелепым и даже отталкивающим.
Когда она увидела отца с супругой на стоянке перед вокзалом, где их уже ждал серебристый Bentley с открытыми дверцами, сердце ее слегка отпустило, потому что поблизости не было видно ни Луки, ни Матвея. Папа стоял с таким выражением надменного пренебрежения на лице, словно всех окружающих считал какими-нибудь презренными червями. Поездочка явно не доставила ему удовольствия, и Кристина самодовольно ухмыльнулась на сей счет, потому что Ларисе от него, возможно, достанется. Не то чтобы она плохо к ней относилась, но разве не она втянула ее во все, что с ней здесь произошло? Не могла же она совершенно не знать своих сыновей! «Милые мальчики»! Как же! Девушка поспешила к папе, по которому давно соскучилась, но по дороге слегка сбавила ход, потому что заметила вдруг, как с противоположной стороны улицы к ним приближается Матвей. Кровь разом отлила ото всех ее жизненно важных органов к лицу и, возможно, к низу живота, дыхание сразу сбилось, и она чертыхнулась про себя, что не догадалась надеть солнечные очки.
Матвей как раз благоразумно позаботился о том, чтобы спрятать глаза за зеркальными черными стеклами. Он, видимо, на днях слегка подстриг волосы, и теперь они немного не доставали до плеч, слегка развеваясь на ветру тяжелыми волнами. Его белая в тонкую серую полоску неглаженая рубашка была расстегнута на груди, и из-под рукавов черного замшевого пиджака выглядывали расстегнутые рукава, темно-серые пятнистые джинсы потрясающе облегали узкие бедра и стройные ноги, черные туфли были начищены до блеска.
Они подошли к родителям с разных сторон почти одновременно. Кристина так давно мечтала броситься к папе на шею, но вместо этого, увидев Матвея вблизи, она словно вся оцепенела. Воспоминания о нем слегка стерлись из ее памяти, и она с трепетом осознала заново, насколько он был привлекателен. Ей даже не верилось, что это он был с ней в тот день. Тогда он был веселым, беспечным, общительным, фамильярным, страстным. Сейчас он выглядел холодным и неприступным, словно они никогда и не были знакомы. Ее замешательство, наверное, длилось не более нескольких секунд, после которых она все же бросилась к папе в объятья с радостными возгласами «Привет! Ну, наконец-то! Я так соскучилась!». Рассмеявшись, он крепко ее обнял и расцеловал, и в его газах тут же засветилась такая гордость, с какой только любящий отец может смотреть на свою единственную любящую дочь.
Ларису Кристина тоже коротко обняла и условно поцеловала в щеку. Та была сама элегантность — моложавая, свежая, роскошная, в дорогих серьгах с изумрудами («Наверняка папа подарил», — подумала Кристина). Впрочем, отец был тем еще ценителем женской красоты и стиля — другую бы он рядом не потерпел. Лариса тут же рассыпалась перед Кристиной в комплиментах. Конечно, все они были заслуженными, по мнению Кристины, но она знала, что это она, безусловно, перед папой старается.
Когда эти эмоциональные женские обмены любезностями остались позади, все невольно обратили взоры к Матвею, который стоял рядом — отстраненный, недоступный, холодный, немного надменный и, по мнению Кристины, потрясающе сексуальный. Его элегантная и претенциозная небрежность в одежде, да и в манере держать себя снова выбили ее из колеи. Поглядывая на него, она недоумевала, неужели именно этот заносчивый и серьезный молодой человек всего несколько дней назад сходил по ней с ума и просто удушал ее своей страстью. Он снял очки, повесил их за дужку на карман пиджака и пожал руку отцу Кристины. Они вежливо и сдержанно обменялись светскими любезностями, и Кристине даже стало немного не по себе от той непоколебимой уверенности, с какой говорил с ее отцом Матвей. Вообще ее папаша был не из тех людей, с которыми все запросто находили общий язык с первого взгляда. Своей суровостью он любого мог заставить робеть, и уж тем более какого-то заносчивого двадцатидвухлетнего мальчишку. Видимо, Матвей был каким-то непонятным для Кристины исключением из правил. Закончив диалог с отцом девушки, Матвей одной рукой обнял мать и поцеловал ее в щеку. Та погладила его по щеке, с умилением пролепетав «Мой красавчик!». А Кристине от «красавчика» достался только короткий кивок головы и едва уловимое «привет», произнесенное почти одними лишь губами. Кажется, он даже взглядом с ней ни на миг не встретился, вновь скрыв его за зеркальными очками.
Видео
Рассказы