– Нам надо уходить.
Он поцеловал и, даже, прикусил сосок, потом обвёл языком вокруг и сказал:
– Ладно, идём.
Мы оделись и вышли, в коридоре никого. Вместе вразвалочку пошли…
Мы встречались довольно-таки часто. Иногда ночью шли в парк 80-тилетия ВЛКСМ и там, в захолустье на лавочке, любили друг друга. Иногда мы делали это у Днепра. А иногда, практически весь октябрь, переплывали на остров, и там совершенно нагие игрались, дурачились – нам было беззаботно и весело. Мы заходили в речку, и я имел его без смазки,без презерватива. Мы были дикие и счастливые. Это всё было по будням, а в выходные – с вечерней пятницы и до воскресного утра – мы проводили вместе. Это было возможно, поскольку на выходные все из его блока уезжали домой.
Я покупал пляшку сухого вина, он готовил ужин. Мы ели, пили и любили. За ночь я имел его от семи до девяти раз. Можно было разорится на презервативах. Саша меня возбуждал, он мне нравился. Были часы, когда он затемнял весь мир: я концентрировался на нём и познавал.
Но как бы я не был влюблён в Сашку, я никогда не забывал про математику и литературу. Просто всё время отдыха я тратил на Сашу. И действительно это был лучший отдых.
Так продолжалось пять месяцев. Пять месяцев страсти и секса. Это совсем не означает, что я хранил верность. Я спал с другими, пил с другими. Но намного реже, и это не давало такого удовольствия как с Сашей.
Постепенно, незаметно страсть мельчала. Мой любовник из полубога и идеала становился смертным человеком со своими недостатками и достижениями. Вскоре я проникся им полностью, и он перестал для меня быть загадкой, его душе оказалась исчерпаемой. В своей профессии посредственен, мало начитан. Очень любил слушать, как я рассказываю, и никогда не возражал, слепо верил всему, что я скажу. Эта покорность с одной стороны удобна и приятна; возможно он лучший любовник в мире. Весь этот сладостный сироп отравляла только одна мысль: психологически и интеллектуально мы не ровня. Наши отношения не могут перерасти в настоящую любовь, по крайней мере, взаимную, потому что в наших отношениях не было взаиморазвития. С ним я не умнею, а тупею. Поэтому отношения наши случайны, а не закономерны. Прекрасный секс, это, конечно, много, и это прекрасно, но его мало. Я стал относиться к Саше как к любовнику без перспектив, как к любовнику на несколько дней вперёд. Отказаться полностью от него мне не позволяло кое-что в трусах, но так или иначе судьба его предрешена.
Чем больше угасало безумие страсти в моей груди, чем больше холодел разум, тем больше, и на удивление с той же пропорциональностью, Саша влюблялся в меня. Он чаще говорит "мы", чаще распределяет "наше" время, хотя на самом деле это моё время. Он накидывал сети брачных отношений с дьявольской последовательностью. С какой-то женской интуицией чувствовал мой уход, и пытался удержать меня тем сильнее, чем больше я отчуждался.
Он хотел взять мою руку, но я вовремя всунул в неё работу по дифорам, которую мы обсуждали с профессором. Словно просто знакомые, мы вышли из университета и направились в парк. В будние дни так мало народу. Мы шли молча. Мы оба понимали, что сейчас с одной стороны будет сражение за любовь, а с другой – сражение за свободу, а точнее за вольности. Это решающий момент, когда мне надо убить любовь, потому что она не взаимная. Какой-то вселенский гуманизм и личная корыстная честность толкали меня на этот шаг.
Мы сели на скамейку; в парке никого нет. Некоторое время было молчание. Мой план очень прост как и всё в этом мире. Сашенька заговорит, среди любовной чуши я ему признаюсь, что не люблю его и нам надо расстаться. Это кинет его в безмолвие и избавит меня от слёз и соплей. Чтобы смягчить горечь, я предложу ему вечную дружбу. Но молчание было так долго, что мне пришлось начать первым.
– Слушай, Александр,– Саша вздрогнул, раньше я называл его только Саша или Сашенька.– Мы с тобой прекрасно проводим время. Жизнь прекрасна, если она простая. А простота её в полной подчинённости интеллекту.– Мы встретились во взгляде. У него такой тёплый и нежный взгляд. Я замялся, и не знаю, что сказать дальше.
– Ты меня не любишь.– Я сначала не понял, что он хотел сказать, но его действия повторили смысл фразы. Он встал, пожал руку, улыбнулся, прижав губы, кивнул головой.– Пока.– И ушёл.
Только теперь я понял, как глубоко он меня любит. Я видел, а точнее услышал дуновение самого основания любви. Как эхо в моём сознании вторило "Ты меня не любишь". Это был не упрёк, всякий упрёк – это торговля. Это было признание в самой искренней нежной любви. Я увидел полноту любви. Мой разум поражён, впервые в жизни правда так сильно била по голове. Настоящая любовь – высшая рациональность, намного выше всякой логики и схем. Как я жалок и мелок по сравнению с ним. Зависть прокрадывается в моё сердце и находит там восхищение.
Всё кончено. Я бродил домой переполненный страстями. Спасение искал в той же рациональности. Мне не дано любить так. И лучше расстаться, потому то я могила его души. Уже подходя к общежитию, я вспомнил фразу, которую заготовил заранее, чтобы кинуть рыдающему Сашке и уйти. "Безумию любви предпочитаю цифры".
IV
Подымаясь на лифте с колбасой и хлебом в руках, я решил, что не стоит грустить по возможностям мне не доступных, а надо радоваться жизнь не обременяя себя печалью. Хоть я и не еврей, но Моисея иногда надо слушаться. На пример, когда он запрещает грустить. Прекрасный запрет.
– О, Грифон пришёл.
– Привет.
Мои сокельники сидели за компьютером. Один лазил по университетской сетке, другой игрался.
– Вы ужинали?
– Нет.
– Хорошо, я приготовлю ужин.
Готовил я не один, все прекрасно знают про мои кулинарные способности; да к тому же как-то неприлично сидеть за компьютером, когда другой готовит.