— Директор... Ты брезгуешь. Он меня испортил. Я сама собой брезгую. Засыпаю — и вечно его это во рту, как живое... Я красивая, я ведь знаю... хоть и не такая прям супер-пупер, но красивая... Почему ты не хочешь? Потому что я грязная, и ты брезгуешь... Он слюнявил меня всю, я после него липкая, вся липкая, я никогда не смогу отмыться, — бормотала Женя, не глядя на Колоскова.
— Жень, подожди. Все не так...
— Он и трахнуть меня хотел, но я не дала, сказала, что в суд... Так он лизал и тискал меня всю... Липкая! Липкая! Я липкая! — кричала Женька и ревела, брызгая на него слезами. — Я знаю... Поэтому ты не хочешь... Гэээээ! — она выдернулась из его объятий и побежала по коридору.
Колосков ринулся за ней, поймал, и она билась, как зверь, в его руках, и ревела на весь дом, а он тащил ее обратно, в квартиру. Втащил, захлопнул дверь и повернулся к Женьке, сползшей на пол. Ее щеки чернели потоками размазанной туши, как у индейца или шамана...
Вдруг он будто вспомнил что-то.
— Жень... Жень... — он опустился на пол рядом с ней. — А знаешь что? А давай мы с тобой проведем обряд.
— Какой еще обряд? — спросила Женька, давясь слезами.
— Магический. Очистим тебя от скверны. Только ты должна слушаться и ничему не удивляться. Обещаешь?
Она слушала, и он продолжал:
— С тебя нужно смыть вот этот липкий след. Я смою его с тебя, и ты опять будешь чистой, как... как была раньше. Согласна?
Всхлипнув, Женька повернулась к нему:
— А что нужно делать?
***
— Можно!
Женька открыла глаза и вскрикнула.
Перед ней стоял шаман. Голый, в набедренной повязке из черного целлофана, в бусах из картошки, размалеванный, как зебра. В руках у него была черная банка с торчащей кистью.
Губы, опухшие от поцелуев и рева, невольно расползлись в улыбку.
— Встань, дочь моя! — провозгласил шаман. Женька встала, шаман поднял кисть, лоснящуюся от черной краски, и поднес ее к Женькиному лицу. Женька отшатнулась.
— Эээ, куда? Замри!..
Он коснулся холодной кистью ее щеки.
— Что вы делаете?!..
— Чернота впитает скверну, и я смою ее с тебя. Навсегда... Закрой глаза.
— Щекотно... — Женька зажмурилась, и шаман вычернил ей веки, лоб, а потом и все лицо, от подбородка до ушей. Краска была глянцевой и блестящей, как вакса.
— Иди сюда... Взгляни на себя, дочь моя!
Он подвел ее к зеркалу. Оттуда на них уставилась страшная чертячья рожа с белками глаз. Женька взвизгнула: