Малахитовая шкатулка

- Вот адрес, - Марк черкнул несколько слов на странице, вырванной из блокнота, - завтра к 12-ти часам быть там. Учти – минута опоздания – и считай, что твоё дело уже в милиции.

***

Не буду рассказывать подробно, как я прожила эту ночь. Спать я, конечно, не могла. Я то сгорала от стыда, то мне становилось до тошноты страшно. То я задумывала рвануть прямо сейчас на вокзал и уехать навсегда из города, то хотелось бежать немедленно по написанному адресу, лишь бы не было этой бесконечной ночи, этого мучительного ожидания…

Но утро всё-таки наступило, и без пяти минут двенадцать я была на месте. По этому адресу находился большой капитальный гараж. Ровно в двенадцать дверь гаража распахнулась, и выглянувший Марк пригласил меня войти.

Мне было не до осмотра достопримечательностей, но всё-таки я заметила, что всё здесь было чисто и аккуратно. Гараж был просторный. Посередине стояла машина, справа от неё – мотоцикл, а слева был основательный стол с металлическими ножками и стеллажи, на которых в строгом порядке размещались какие-то коробки и детали.

Дав мне оглядеться несколько минут, Марк скомандовал:

- Раздевайся! Снимай всё!

Мне было стыдно раздеваться перед ним, я начала краснеть и стояла, не двигаясь.

- Меня не интересуют сейчас твои женские прелести, я не собираюсь тебя насиловать. Раздевайся или мне придется сорвать всё это с тебя. И пойдешь потом домой голая, - он говорил не зло, но строго и решительно.

Я разделась и стояла голая с охапкой одежды в руках, переминаясь с ноги на ногу. В гараже было прохладно, по всему телу побежали мурашки. Странно, но внизу живота при этом как будто перекатывался раскаленный шар. Марк подошёл ко мне, резко выхватил из моих рук одежду и бросил на стеллаж. На глаза навернулись слёзы, и по щеке покатилась горячая капля. Мне было холодно, стыдно и очень страшно.

Марк посмотрел на меня с сочувственной, как мне показалось, усмешкой.

- Я не садист и никогда никого не бил. А меня самого выпороли только один раз, когда я был подростком. Вот в этом самом гараже, - он помолчал и огляделся вокруг.

- Мы здесь с дедом возились с его старенькой «Волгой». Мне было тогда лет одиннадцать, я был очень подвижный и всё время влипал во всякие истории… Руки были, как говорится, не для скуки. Дед велел ничего не трогать, а я не удержался, конечно… И меня чуть током не убило.

Марк говорил медленно и задумчиво. Это обстоятельное повествование меня, с одной стороны, немного успокоило (вроде бы он не зверь и не маньяк), но одновременно откуда то из глубины начал подниматься ещё больший страх от понимания того, что и наказывать он меня будет так же обстоятельно.

- Дед сначала дико за меня испугался, весь в лице переменился. А потом так

разгневался, схватил меня, зажал голову между ногами, спустил штаны и выпорол… тем, что было под рукой – в несколько раз сложенным проводом. Сказать, что было больно – значит ничего не сказать… Эту боль и ужас я помню до сих пор, хоть и стеганул он меня всего-то раз пятнадцать-двадцать.

Марк встряхнул головой, отгоняя от себя неприятные воспоминания. И продолжил уже громче и быстрее:

- Ну а тебе уже не одиннадцать, да и проступок твой посерьёзнее будет! Думаю, сто ударов проводом будет в самый раз…

Ужас охватил меня с головы до ног, меня начало трясти, а слезы полились в три ручья. Совершенно невозможно, чтобы это произошло сейчас со мной! Я собиралась упасть на колени и умолять о пощаде, но Марк ловко подхватил меня, приподнял и мгновенно уложил животом на стол. Откуда-то у него в руках появились веревки, которыми он очень быстро привязал меня. Спущенные вниз ноги – к ножкам стола, а руки, вытянутые вперед – к стеллажу, стоявшему почти вплотную к столу. Я была так растеряна и убита, что даже не пыталась сопротивляться. Ноги оказались довольно широко разведены в стороны, наверное, вся промежность была хорошо видна, а попа и вовсе выставлена на полное обозрение и поругание, и это делало ощущение стыда и беспомощности ещё острее. А внизу живота все сильнее бился раскалённый шар.

- Тебя пороли когда-нибудь? – спросил Макс, повернувшись к стеллажам.

- Не-ет, - проблеяла я, во мне затеплилась призрачная надежда, что это уменьшит жестокость наказания. Напрасно!

- Ну что ж, можешь кричать, здесь стены капитальные - не гараж, а бомбоубежище. Никто не услышит, - с этими словами Марк повернулся опять к столу, в руках у него был сложенный вдвое белый провод, толщиной примерно в полсантиметра.

Последнее, что он сказал мне перед экзекуцией, было:

- Это жестоко, но необходимо, чтобы ты запомнила это на всю своюжизнь.

Раздался свист провода, и сначала я почувствовала только, как он впечатался в мои ягодицы, в верхнюю их часть, там, где начинается спина. Но тут же появилась и начала нарастать боль, которая пронизала меня до кости. Как будто током ударило. Из меня вырвался дикий вопль. Я подскочила бы до потолка, если бы не верёвки. Жуткая боль длилась несколько секунд, потом начала стихать. Снова свистнул провод, я вся сжалась, и новая порция раздирающей боли обрушилась на моё тело. Я дернулась изо всех сил, но верёвки держали крепко, я смогла только задрать кверху голову и заорать ещё громче. Услышав третий свист, я заранее закричала и в животном ужасе забилась на столе. А после удара прямо таки завыла от непереносимой боли.