«Ааааааааааа « Ощущения были неописуемые: кожа на голове расцветала тысячами нервных соцветий, будто с нее снимали корку. Хотелось извиваться, скулить и елозить по стулу.
Чтобы папа не догадался, Сашка закрыла глаза и покачивалась, всхлипывая, пока тот брил ее.
— Таааак И таааак — приговаривал папа, делая вид, что не замечает ее слез. — Обстрижем барашка а из шерсти носочки свяжем Наклони-ка голову теперь подними Ну ты и красавица, дочь!
Она не поняла, шутит он или нет. Она вообще ничего не понимала, кроме того, что все кончено, и она теперь лысая. Лысая. Лысая
— Погоди, еще надо блеск навести. Или ты хочешь быть щетинистой свинкой? Нет?
Папа вымазал свежую Сашкину лысину кремом и начал скоблить ее безопасной бритвой
В этот момент мама, незаметно вошедшая в комнату, издала оглушительный вопль.
Впоследствии бритье бедовой Сашкиной головы стало любимым семейным ритуалом, в котором с удовольствием участвовали и папа, и мама. А тогда, в первый раз, эмоций было столько, что на их фоне поблекло даже Сашкино впечатление от самой себя.
«Неужели это я?» — думала она, глядя в зеркало. Оттуда на нее смотрел розовый марсианин с оттопыренными ушами.
То, что случилось, нужно было осознать. Прочувствовать. Для этого Сашка удрала на улицу, прокравшись мимо не узнавших ее соседей.
Ветерок непривычно холодил голову. Рука, все время поднимавшаяся поправить волосы, не находила ничего, и Сашка всякий раз говорила себе — «стоп, я же лысая». Лысая
Тот самый холодок не исчез, а растекся по всей Сашке и зудел теперь не под ложечкой, а в каждой клетке ее тела, вдруг ставшего легким, как пух. Сашка не могла определить для себя это чувство, пока не поняла, что это свобода. Головокружительная, новая и странная свобода. И еще она вдруг поняла, что счастлива. Ей хотелось кричать и танцевать.
— Сбылась мечта идиота, — сказала она себе. — Хэйяяяяя! — заорала она, но тут же застеснялась и рванула наутек, как маленькая.
— Эй, пацан, осторожней! — крикнул кто-то.
Сашка завертела головой на бегу, высматривая неосторожного пацана.
— Иииииы! — вдруг взвизгнула она, и одновременно с ней — тормоза «Волги».
— Ебанутый? Слепой? — орал ей водила, высунувшись из окна.
«Меня приняли за мальчика. Любопытно», думала Сашка, когда ее перестало трясти.
Она была в куртке и джинсах, без макияжа. Фигурка у нее была крепенькая и гибкая, как у тигренка, грудь — не то что бы никакая, но и не вымя, как у глянцевых телок. «Нормальный второй размер», говорил ей папа, когда учил ее делать массаж груди. (Он у нее был доктор.) Ростом она была с синичку, как говорил все тот же папа
— Мальчик, время не подскажешь? — спросили рядом.
— Полпервого, — ответила
она, прислушиваясь к своему голосу.
Он у нее был низковатым и хриплым, будто Сашка полжизни курила, как паровоз, а другую половину кисла в проруби и простыла навсегда. Так было с тринадцати лет
***
Определить мальчишеский прикид не составило труда. Во-первых, куртка, чтобы скрыть талию и бедра. Во-вторых, джинсы, и не дудочкой, а обычные, ровненькие. Чем мешковатей — тем лучше. Кепка, кроссовки, черные очки. Само собой, никаких мазилок. Рюкзак с тысячей карманов, который папа подарил ей на ДР. (Все говорили — «разве девушке дарят такое, тем более в восемнадцать лет?» — а Сашка забила на всех и была счастлива)