Накаркали

— Я же закрыл... Даш, ну ты чего? — полуодетый Геннадий Петрович подошел к ней, но Даша с грохотом вывернула замок и вылетела из класса. — Даааш! — крикнул тот, выкатываясь следом, и тут же вкатился обратно: в коридоре было полно народу.

Даша отбивала тяжелые шаги, стремительно отдаляясь от него.

Целый день, и еще несколько дней спустя Геннадий Петрович трезвонил ей, но она не брала трубку. Смски проваливались в вакуумм, письма не читались, вконтакте ее не было, и на четвертый день Геннадий Петрович обозлился. «Да что я ей сделал, в самом деле?" — говорил он себе, — «сама ведь полезла лизаться. Гормоны играют, а я виноват», внушал он себе, и почти внушил.

Без Даши стало пусто, хоть вешайся.

В день занятий с ней он вышел из дому на полчаса раньше. Час с лишним он ждал ее в пустом классе — и обозлился вконец. «Напишу на нее докладную», думал он, ожидая втайне, что она придет на пару.

И чуть не подавился, когда она действительно пришла. Войдя с отсутствующим видом, она поздоровалась с Геннадием Петровичем, как с вахтером, и невозмутимо уселась за мольберт.

«Ах, так?" — вскипел тот. «Ну погоди... « Ему хотелось наорать на Дашу, запустить в нее папкой, но студенты весело косились на него, и Геннадий Петрович был бессилен, как партизан в плену.

Вдруг его осенило.

— Друзья, — хрипло начал он, — как вы знаете, у института нет денег на натурщиц, а на гипсе и глаз становится гипсовым. Я убедился в этом, просматривая, эээ... ваши последние работы. В некоторых других группах, как вы знаете, студенты обнажаются и позируют друг другу. Я был против, но вынужден признать, что жизнь загнала меня в угол. Сегодня нам попозирует... эээ... Дарья Гарфункель. У нее классическая фигура... Дарья, вы можете раздеться вот здесь — показал он на пыльную ширму.

В награду он получил пунцовые щеки и яростный взгляд Даши. Она не вставала минут десять, пока вся группа и безжалостный Геннадий Петрович не вынудили ее опрокинуть стул и выскочить из класса. Народ развеселился, бурно обсуждая Дашину стыдливость, а Геннадий Петрович чесал затылок, думая, что делать, пока дверь вдруг не раскрылась, и в класс не вошла Даша:

— Я передумала, — сказала она. — Я согласна. — И прошла к ширме.

Группа приумолкла, а в груди Геннадия Петровича заерзал холодный волчок. Вскоре голая Даша, покачивая грудями, вышла из-за ширмы и влезла на помост. Она была красной, презрительной и красивой, как богиня. В классе воцарилась тишина, и Геннадий Петрович глухим голосом стал рассказывать про проблемы передачи изгиба талии. Даша позировала величественно и вызывающе, не глядя на него. Щеки и ключицы ее покрылись красными пятнами. Опытный глаз Геннадия Петровича подметил взбухшие соски и влажный блеск на розовом лепестке пизды. «Ага», думал он, «пусть вся истечется от стыда. Прямо здесь. Прямо сейчас...»

Но он прогадал. Прежде, чем Даша обезумела от возбуждения, его собственный кол вдруг разбух так, что Геннадий Петрович не мог встать из-за стола. Не дотерпев до конца пары, он выгнал всех на пять минут раньше, пересекся долгим взглядом с уходящей Дашей — и взялся за ширинку...

На следующей паре — через три дня — Даши не было. Когда все уселись, Геннадий Петрович оглядел группу и увидел незнакомую девушку.

«Сачки», которых иногда заносило на пары, были обыкновенным явлением, и нередко препод знакомился с ними прямо на зачете. Геннадий Петрович открыл было рот, чтобы установить контакт с юным дарованием — и вдруг застыл, как истукан.

Дарование было одето в бессовестно-алую блузку и накрашено, как мим. В губе, на брови и на многих других местах у дарования сверкал пирсинг, волосы были обстрижены накоротко, по-мальчишески, выкрашены в бело-льняной тон и взбиты, как петушиный гребень.

Это была Даша. Проколотая, выкрашенная и без косы. Она вызывающе смотрела на Геннадия Петровича, не говоря не слова, а тот трясущейся рукой листал журнал. Наконец, овладев собой, он произнес:

— Прошлый раз Дарья Гарфункель так качественно позировала нам, что мастерство группы выросло прямо на глазах. Думаю, мы попросим ее продолжить. Просим?

— Просим, просим! — завизжала группа, и Даша прошла к ширме, сверкнув стразом в носу. Геннадий Петрович смотрел на нее, думая, как она красива даже в таком виде. Она сразу стала старше года на три, и в ней появилась тень нежной испорченности, милой червоточинки, бившей прямо в яйца. Когда она вышла из-за ширмы голая, с выбритой пиздой и с пирсингом на сосках — Геннадий Петрович плюнул на все и стал надрачивать хуй сквозь штаны — прямо под столом.

Когда группа расходилась, он сказал, стараясь звучать весомо:

— Студентку Гарфункель прошу остаться.

Даша не обратила на его слова никакого внимания и скрылась за дверью, как ни в чем ни бывало.

Геннадий Петрович вскочил из-за стола и ринулся вдогонку, но на пути его вырос веселый очкарик:

— Миль пардон! Тут Дашка просила передать, что у нее срочные дела в модельном агентстве.

«Дашка? В агентстве? Какого хуя?" — думал тот, отдуваясь, как после драки. В тот же день он отослал ей смс: