Она провожает глазами машину и бредет на третий этаж. Разгоряченная плоть никак не хочет успокаиваться.

В квартире сразу проходит в комнату. Смотрит на Сергея несколько минут. Он оборачивается с елочной игрушкой в руках. Опять эта полудетская улыбка, которая постоянно выводит ее из себя.

— Так рано? А я ждал тебя позже.

— Если бы ты знал, как ты мне надоел, — она вкладывает в слова всю свою досаду за сорвавшийся по вине этого засранца вечер.

За то, что так чертовски похож на Колю. Она злилась не только на него, но и на сестру, до которой не дозвониться. На себя, за то, что срывает на этом мальчишке дурное настроение.

Свете уходит в прихожую, окатив его на прощание ведром ледяного презрения. Не раздеваясь, смотрит на себя в зеркало. Губы до сих пор горят от настойчивых поцелуев фотографа, а кожа под платьем еще помнит его прикосновения.

— Что-то случилось?

Сергей подходит к ней с непонимающим видом. Он не чувствует себя виноватым. Посуду перемыл, в квартире убрал.

Где-то внутри зреет злость. Течет лавой и превращается в ярость. Приправленная ударнойдозой спиртного она выплескивается наружу. Света оборачивается, сузив глаза. Ей приелись его пристальные взгляды по ночам. Она устала вздрагивать, когда он входит в комнату, одетый в одежду мужа.

— Ты. Мне. Надоел.

Наступает на него нахохлившейся курицей. Когда Сергей упирается спиной в дверь ванной, пьяная Света бьет его по лицу. Не больно, но обидно. Увидев, как в карих глазах зреет непонимание, она опять заносит руку для удара. Он перехватывает ее запястье.

— За что?

— За все хорошее, — девушка плачет пьяными слезами, которые рисуют на щеках причудливые темные дорожки.

— Извини.

Сергей надевает куртку и открывает дверь.

— Господи, — опомнившаяся Света хватает его за плечо, — куда ты пойдешь? Там двадцать градусов мороза. Не Молдавия же.

Он выжидает несколько секунд, разворачивается и прижимает ее к стене. Молча смотрит сверху, стирает слезы с ее щек. Усмехается от того, что сделал еще хуже. Убирает упавшую на глаза прядь волос и прикасается к губам. Женщина, которая носилатраур по погибшему мужу почти два года, вдруг совершенно спокойно относится к тому, что за последние несколько часов ее целует уже второй посторонний мужчина.

Сергей снимает с нее шубу, захватывает ладонями бретельки платья. Отрывается от ее губ только тогда, когда им обоим перестает хватать воздуха. Прижимается к ней ближе, давая почувствовать свою страсть.

« Что я делаю? — мелькает в ее голове растерянная мысль. — Это же мальчишка. Ему всего шестнадцать».

Но он совсем не по-мальчишески оглаживает ее через платье. Его возраст выдает только слишком прерывистое дыхание, и едва заметная дрожь.

Света пытается сопротивляться. Слабо и нехотя, скорее отдавая дань приличиям. Сергей опирается рукой о стену над ее головой, пристально смотрит в глаза.

— Хочу тебя. Очень. Давно.

— Я старше на десять лет.

Он замолчал, словно раздумывая. Света решает, что если он отойдет, она выгонит его спать в ванную. Но Сергей не отходит.

Вот интересно... На Новый Год никого не ожидается, кроме них двоих. Но неизменные салаты «Оливье» и винегрет готовятся тазиками. Им есть это потом недели две. Давиться и доедать, ведь выкинуть жалко. Это неистребимо в советском человеке.