Близнецы вот-вот заплачут.

— Не знаю, — рыкает он на них, — я не врач. Принеси воды, можешь снега набрать.

Сашка выбегает из комнаты, Димка бросается за ним.

— Зина, — зовет ее Ромка, — тебе больно?

Она кивает часто-часто.

— Где?

— Везде. Руки ломит, ног не чувствую. Как выкручивает всю.

Мальчишки приносят в ведре снег, ставят на затухающий костер. Стоят рядом, смотрят во все глаза. Зинка стонет от судорожных болей. Ромка смачивает тряпку талой водой, раздевает ее, хочет обтереть и видит, что тело покрыто красной сыпью. Первая мысль: «Сука, сифилис подхватила от этого щенка», сменяется непониманием. Откуда у того сифилис? Если Зинка была первая. Все равно обтирает ледяной водой, она благодарно улыбается. Наливает ей водки, девушка выпивает и забывается сном.

— Эй, — Димка прижимается к нему сбоку, — она же не умрет?

— Откуда я знаю?!

Ромка впервые признается в собственном бессилии. Курит, сидя у костра. Смотрит на спящую девушку. Он не любит ее. Просто не знает, что такое любовь. Он привык к Зинке. Прожили вместе три года, она родила ему двоих детей. Первым был сын. Ромка вспоминает того карапуза. Встает и отходит к окну, за которым лежат сугробы. Снежная выдалась зима.

Сына он задушил через две недели, когда у Зинки закончилось молоко. Сам удивился тому, что ничего не почувствовал. Только хрустнули под пальцами тонкие косточки. Молодой маме хватило тихой угрозы: «Выгоню на хер, если не заткнешься», чтобы прекратить истерику.

Недалеким мальчишкам-близнецам — детям пьяных зачатий — вообще ничего не пришлось объяснять. Они за ним в огонь и воду... Для этого он и забрал их из детдома. Вожака делает стая.

Слышал, как она плакала по ночам, но не говорил ни слова. С дочерью и вовсе просто получилось. Даже не задумывался. Зинка и это пережила. Может, чуть головой тронулась, так и до этого мозгов не было. Главное, что ноги раздвигать умела хорошо.

Но того ублюдка, который у нее сейчас внутри, он оставит. Ромка хочет посмотреть в лицо его отца. А для этого надо, чтобы ребенок выжил.

— О, какие люди! — радостно щебечет Катька, — давненько вы ко мне не заглядывали. Я уж испугалась: позабыли старушку.

Про себя с досадой думает: «Первое января... Какого черта не спится?».

Гарик стоит за дверью, за плечом привычно маячит борец.

— Ну, что ты, Кэт. Разве тебя можно забыть. Бизнес, киса, бизнес. Черт его побери.

Деланно вздыхает и чмокает в щечку.

— Кофе угостишь?

Его рука треплет ее пониже спины.

— Айн момент.

Катя упархивает на кухню. Когда заносит поднос с чашками, сутенер уже сидит в кресле, закинув ногу на ногу. Обжигающий напиток пьют молча, девушку тянетзевнуть,

— Невезуха. Ромку можем опять упустить.