Нереида и сатир

«И устре», повторял Георгий, глядя в одну точку. «Все, что имеешь, значит?»
Перед ним стоял выбор между логикой и безумием. В безумии, однако, была своя логика, и она казалась Георгию убедительней логики обычной. Поэтому никакого выбора у Георгия, по сути, не было.
В тот же день Георгий обналичил все свои счета. Затем он разместил в сети объявления – и в считанные дни распродал все ценные вещи. При нем осталась пустая квартира с ноутбуком и всяким мотлохом, не подлежащим продаже, и дорожная сумка, набитая одеждой и купюрами.
В решающий день он ощутил озноб, заливавший его стремительно, как холодная вода. Ему стало страшно, и он решил напиться в стельку. Георгий никогда не напивался, но сегодня ему нужно было только перебраться на ту сторону Морской набережной, пройти к берегу и сбросить сумку в Финский залив. Для этого требовался какой-то минимум трезвости; Георгий не боялся растратить его, и к ночи огни фонарей плясали в его глазах лихими светлячками.
«Сатиру полагается быть пьяным», думал он, не замечая, что горланит эту фразу на потеху публике. Мутный омут, в который он летел, спустив тормоза, был уже близко, и Георгий азартно радовался черноте, ждущей его. „Прими мою жертву, прему-у-у-удрый старец”, горланил он нараспев; «все, что имею!», орал он на всю набережную, - «все, все, ВСЕЕЕЕ!!! – хрипел он, швяряя сумку в волны - и, не удержав равновесие, полетел туда вслед за ней.
Последнее, что он помнил – зигзаг фонарей, отпечатавшийся на сетчатке, как на фото с плохой выдержкой.
...Очнулся он невесть где. Его колотил озноб, жестокий, как отбойный молоток. За стеной слышалась чья-то перебранка. „Откуда я знал, что у него малярия?” - разобрал Геогрий. И еще: „Почему в этом ебанутом вытрезвителе, блядь, нет хотя бы медсестры?..”
...Второй раз он очнулся уже в больнице, которую сразу же опознал: антураж постсоветской палаты нельзя было спутать ни с чем. В палате никого не было. Рядом с ним на полу лежала его сумка. Задрожав, Георгий нагнулся к ней...
Все ее содержимое было на месте: влажная, свалявшаяся одежда и кулек с купюрами, почти не намокший. Только с одной стороны сквозь маленькую дырку просочилась вода, и на бумаге, в которую была обернута пачка, Григорий увидел кляксу расплывшихся чернил. В ее завихрениях угадывался профиль бородатого старика.
„Старец Нерей приложил печать”, горько думал Георгий.
Ему было лучше: пьянь выветрилась, озноба не было, и он видел всю историю последних своих дней ясно, без миражей и тумана. Колоссальный идиотизм ее не будил в нем ни стыда, ни злости: его мозг напоминал белый лист бумаги, чистый и холодный, и все в нем было ясно и стерильно, как в больничной палате.
***
С той же стерильностью внутри он покинул больницу и отправился домой, в пустую квартиру.
Когда были сделаны все скучные дела и нужно было чем-то занять себя, Георгий сел за ноутбук. Он не знал, что ему интересно, и поэтому автоматически отправил последний поисковый запрос - „Киссэ”.
Неделю назад он страстно искал все, что могло быть связано с этим словом, и Яндекс выдавал ему лишь „кисс ми бэби”...
Но теперь...
Георгий вздрогнул. На экране первой же строкой красовалась ссылка, которой раньше не было: ДНЕВНИК КИССЭ.
Это был ЖЖ. Георгий поежился; помедлив какое-то время, он кликнул по ссылке и застыл, глядя в монитор.
Открылась страница, оформленная в ложногреческом стиле. Не веря своим глазам, Георгий читал:
„Меня все время достают, почему я сменила ник и вообще имидж. „Катюш, ну расскажиииии!” А я крепилась-крепилась, потому что ну должны же быть у человека какие-то интимные вещи, не все же вываливать в сеть... Но меня саму так подмывало, что я решила, такскзть, оголиться публично. Нате, смотрите на здоровье! Все, что здесь вывалено - святая правда. Вернее, так: не вся правда вывалена, потому что... потому что!
В общем, так. Мои френды знают, что я отдыхала в Греции. Мы ездили с папуликом, и папулик устроил мне там настоящую золотую клетку. То нельзя, это нельзя, и не отойди от него. Он, видно, считает, что женщина в семнадцать лет - нечто вроде волка, которого корми-не корми, а он все в лес глядит. Прикиньте, люди: я в Греции, в настоящей живой Греции... тут под забором, может быть, Дионис валялся, и Орфей песни горланил... а меня держат в этом дебильном отеле!!! Ну, то есть он, конечно, крутой и все такое, но он ничем не отличается от таких же отелей где угодно, да хоть у нас в Крыму. Прикиньте: приехали в Грецию, а Греции как таковой - фиг с маслом!
Конечно, я сбежала. Не насовсем, понятное дело - так, мини-побег из курятника, легкая вылазка... Официально я веселилась в аквапарке - для папулика, пока он дымил кальяном в кафешке. А на самом деле пошла на экскурсию.
Я лазила по этому обалденному острову два часа и чувствовала себя настоящей нимфой!!! Эти скалы, и стада овец, и руины, и небо, такое синее-синее и глубокое, прямо бездонное... Напоследок, когда я уже повернула домой, я увидела под скалой голого мужика. Он был... как бы это сказать... ну, короче, он так гармонировал со всем этим, с настоящей Грецией, которая наполняла меня до ушей, что я залезла за куст и любовалась им полчаса, а может и больше. Он был такой сильный, мускулистый весь, и со смешной такой бородой - похож немножечко на сатира.
На следующий день я снова удрала, и сразу побежала к той скале :) Мужик был там, и снова голый. Я уже сочинила про него историю (не расскажу)... и вдруг... ОН УВИДЕЛ МЕНЯ!!!
ОН ЗОВЕТ МЕНЯ К СЕБЕ!!!!!
Мама.
Прикиньте, люди. Я не смогу описать, как у меня тряслось все на свете, и какого я была цвета... Пошла. Пошла, куда деваться.
Он крикнул мне по-английски - значит, все-таки турист. А я навоображала, что он местный, грек...
В общем, неважно. Спустилась я к нему. Первая минута разговора... лучше не будем об этом. Я пылала, как майская роза, а он был такой классный, уверенный... Еще и мой дебильный инглиш..........
А кончилось это... угадайте!
Он пригласил меня купаться. Голышом. Мамочки.
Это было страшно только в первую минуту, когда сняла и стоишь без всего :) А потом... Нет никаких слов, чтобы передать этот невозможный кайф от моря, солнца, от того, что ты вся голая, и рядом с тобой голый мужчина, незнакомый, но такой классный, такой-такой-сякой-растакой! и кажется, знаешь его сто лет, и не стыдно ни капельки, а только легкость такая особая во всем теле, и восторг, восторг, телячий восторг, которого я не испытывала уже лет сто, и больше!!!!!
Его звали Джордж. Джо. До сих пор не знаю, откуда он - наверно, из Австралии, потому что инглиш у него вроде нетипичный, не такой, как у англичан и янки. Впрочем, такая полиглотица, как я... Неважно. Мы прекрасно понимали друг друга. Он спросил, как зовут меня, а я...
Мне вдруг захотелось побыть для него гречанкой. Мне все уши прожужжали, какой у меня греческий типаж, хоть настоящие гречанки, как выяснилось, совсем другие... но неважно. Это была чистая импровизация. Меня в семье все звали Кисой. И я решила переделать Кису на древнегреческий лад :) Чистое наитие. Вот вам и разгадка)))
Я пишу путано... сорри, если что, ладно? Не это главное, конечно. О главном все как-то страшновато писать. Главное случилось уже на второй день. Я ходила к нему ежедневно. Он не соблазнял меня, не приставал. Он просто обнял меня и... и стал целовать так, что я задохнулась.
Я отрубилась, как зомби. Я не могу об этом писать. Понятно, что в первый раз... и все такое. Но все, что пишут об этом, и даже все, что можешь нафантазировать себе - это все... ну, как читаешь про клубнику, какая она сочная, сладкая, вкусная - или кушаешь ее свежую, с росой, с бабушкиной грядки... Хотя и это сравнение фигня. Все фигня, все слова фигня.
Да, и после того он сделал со мной ЭТО. Видите, я призналась. Раздеваться так раздеваться: скажу - это было очень больно, но сама боль была как... Как священнодействие. Будто меня приносят в жертву богам. И это тоже сносило крышу. Будете смеяться?!
Каждый день я ходила к нему, и каждый день мы занимались ЭТИМ. Помногу раз. На песке и в воде. Голышом, естественно. Очень скоро не было больно, а было такое огромадное, одурительное, офигительное, невозможное, ни-с-чем-даже-близко-не-сравнимое...
Дальше не могу писать. Папка пронюхал и запер меня. Я не успела ни попрощаться, ни взять координаты, дура, дебилка такая... Папка не знал, конечно, что и как, но побеги мои пресек под предлогом малярии - мол, эпидемия на острове. Какая к лешему малярия???... Я не знаю ни фамилии, ни телефона, у меня даже фотки нет... Я ненавижу своего отца. Я ненавижу всех. И себя тоже.
Ну вот - теперь буду реветь до утра. Нафиг я писала это все????...”
***
Далее следовали целые простыни комментов.
Георгий не стал читать их. Дрожащей рукой он ткнул в тачскрин, прокрутил страницу вверх, открыл профайл - и стал набирать письмо.
Его руки сновали по клавиатуре с бешеной скоростью, цепляя соседние клавиши. Он набирал слова, фразы, абзацы, стирал их, чертыхался и набирал заново, с нуля, и так - много, много раз, пока не выдохся и не отправил письмо вслепую, не читая, и не откинулся на спинку стула, и не вдохнул жадно, глубоко, до красных кругов в глазах, думая о Киссэ и о великой милости премудрого старца...