- Чего?
- Короткое замыкание!
- Знаешь, Роман, - сказал Валера, откручивая предпоследний шуруп, - я хоть и не электрик, но, кажется, знаю, где это самое КЗ.
- Где? - заинтересовался Роман и подошел поближе.
- Вот здесь, - ответил Валера и похлопал Романа по голове:
Сидя рядом с Таней, я медленно проходил все стадии КЗ, а шампанское только усугубляло положение. Но Таня, казалось, этого не замечала. Увлекшись приключениями туристов-неудачников, она толкала меня в плечо и со смехом повторяла понравившуюся ей фразу или ситуацию.
- Ой! я не могу! - каждый раз добавляла она. От слишком усердного смеха у нее на глазах выступили слезы.
Никакого мало-мальски удачного плана наступления на Танину независимость я так и не придумал, в голове было пусто как у студента после сессии. "Ладно, врага нужно бить его же оружием", - решил я и тоже начал смеяться.
Лучше бы я этого не делал. Смех у меня специфический. В период полового созревания, когда я смеялся часто и густо, немногие из слышавших это повизгивание койота удерживались от протирания указательным пальцем височных впадин. Кроме того, смех требовал больших физических затрат, от которых я за последнее время отвык.
Через полчаса Таня почувствовала неладное. Глотнув шампанского, она подозрительно взглянула на меня, поставила бокал и сказала, что, пожалуй, пойдет полежит. Я понял, что благоприятный момент упущен и сегодня ничего более умного, чем хрипы астматика, я из себя не выдавлю. Я поднял брови, что на обычном языке означало: "конечно, какие могут быть базары" и развел руками. Таня улегласьна Романском диване, сложившись ей одной известным способом, и продолжила культурный просмотр телевизора, чувствуя себя вполне комфортно. Мне тоже захотелось получить хоть какое-нибудь удовольствие от этого дурацкого вечера и я решил целиком посвятить себя шампанскому.
К полуночи я допил вторую бутылку, но решимости так и не прибавилось. Вечно у меня с этим проблема: для того, чтобы смело сказать то, что хочу, мне нужно выпить как минимум полторы бутылки водки, а способность членораздельно говорить обычно тонет в пятой стопке и, для того чтобы внятно излить свои чувства, мне всегда не хватает двухсот граммов.
Я молча сидел, смотрел на Танину макушку и чувствовал себя полным тонтон-макутом. К исходу второго фильма я устал бороться с двусмысленностью своего положения и решил, наконец, расставить все указатели между пунктами "А" и "Б". Я присел на корточки возле Романского дивана и стал нежно гладить ее черные волосы своим дыханием.
Тане такая экзотическая прелюдия понравилась не сильно, она привстала, повернула ко мне голову, посмотрела мне в глаза и удивленно спросила. - Ты чего?
- Ничего. Не волнуйся, лежи.
Таня отвела взгляд в сторону телевизора и опять легла.
- В средние века жил один монах:- я замолчал, вспоминая имя. В голове витали Фома Аквинский и Дионисий Лаэртский, восседавшие на облаке винных испарений, и я не знал на ком остановить свой выбор. Поразмыслив, я решил сохранить имя монаха в тайне. - Так вот, этот монах искушал свою плоть. Каждую ночь к нему в келью приходили две молодые симпатичные монашки. После вечерней молитвы они раздевались, забирались к монаху в постель и разными способами пытались ввести его во искушение. Так продолжалось много лет, но вера монаха оставалась твердой.
- Ну и что?
- Ничего, просто я - не монах и мне трудно бороться с искушением.
- А я причем? - поинтересовалась Таня.
- Очень уж ты красивая... влюбился я в тебя... по самые помидоры, - наконец признался я.
- Как вы, мужики, достали! Все одинаковые. Давай без этого обойдемся?!
Я облегченно вздохнул. Туман неопределенности рассеялся, не смотря на остаточные пары шампанского и Таниного дезодоранта. Теперь можно спокойно идти спать.
Я все-таки решился сыграть в эту лотерею вопреки своему морально-процессуальному кодексу. И пусть я опять вытащил несчастливый билет и завтра задетое самомнение будет доставать своими жалобами, зато я не буду мучаться от неопределенности до конца ремонта.
Часть 8. Оптимистическая
В воскресенье я проснулся часов в 12-ть. Тани не было и я, не спеша, продолжил ремонт. Из-за непрямоугольной формы обшивки стояка мне пришлось изрядно попотеть, стачивая грани плиток. Чувствовал я себя хреново. Шампанское и Танин отказ не прошли даром. Но к вечеру я надеялся воспрянуть духом. И, действительно когда Таня с подругой вернулась с пляжа, вдоволь позагоравши и раздразнив мужиков своей аппетитной задницей, я был почти в норме и даже рассказал историю о строптивой кафельной плитке, на обработку которой я потратил два часа, после чего плитка сказала: "как вы, мужики, достали!" и обломалась.
История Тане понравилась, она бросила на меня лукавый взгляд и спросила: - Обломалась, говоришь. Ну так, небось, не последняя. Может, со следующей получится?