- В данном случае, мне кажется, всё-таки нечем... Успокойся, Анечка. Эфира тебе, конечно, не перепадёт, не мечтай, но местный наркоз входит в мои служебные и нравственные обязанности. К тому же фиброзные уплотнения бедны нервными окончаниями, мучений не много. Больно будет только один укол - попробуй уж перетерпеть, ладно?
- Ага...
- Ничипор, зеркало и ланцет!
- Пожалуйста! - друг с готовностью протянул скальпель и зажим.
"Идиот!", полувслух буркнул Серёга и сам взял необходимое. Ничипор обиделся и ушёл от него к пациентке. Он погладил Анечку по голове и произнёс с прямолинейной душевностью: "Потерпи, Сергей Афанасьевич лучший псих-гинеколог всей области... "
- Ничипор, как вас зовут? - Анечка с трепетом верхних, нижних, больших и малых губок своих смотрела на готовящегося сделать ей укол "Сергей Афанасьевича".
- Николай Гаврилович! - отреагировал смирно Ничипор и полез к ничего кроме доктора не замечающей пациентке в отворот её миниатюрного топика.
- Николай Гаврилович, что же мне делать!? - неожиданно обнаружила невесть откуда взявшееся своё знакомство с классиком Анечка и вскрикнула: - Ай!! - укол всё же был, оказывается, необходим.
- Ничего-ничего! . . - утешил, как мог, её тёзка раннего Чернышевского, со всей мягкой косолапою нежностью сжимая маленький шарик груди в своей лапе. - Тебе как раз ничего делать не нужно - пусть Серёга сам там пыхтит, а ты релаксни и расслабься по максимуму. Не заметишь, как всё и закончится! . .
Он нащупал крошечный выступ соска и, приподняв над ним палец, стал ласково тискать навершие мягкой подушечкой. Сосок стал нарастать, эрегируя.
- Ой, всё заморозилось, кажется! - Анечка, наконец, похоже, вырвалась из цепких объятий страха и чуть ожила. - Доктор, Сергей Афанасьевич, я не чувствую письки! Что скажет любимая мамочка - куда мне ебаться всю жизнь?
- Анечка, закрой рот до конца операции, ты мне мешаешь! - Серёга не любил издевательств над своею профессией: каждую операцию он переносил так, будто она совершалась на его собственном теле, и радовало сейчас его лишь одно - угомонившийся напрочь на время "стояк". Впрочем, сегодня действительно, похоже, везло. Фиброз плевы оказался настолько развитым, что даже крови почти не было. Серый без осложнений завершил операцию, сменил салфетки, вымыл руки и вновь вернулся к распахнутым створкам.
- Необходимо полежать пятнадцать-двадцать минут. Мне нужно пронаблюдать выход из анастезии.
Он придвинул одно из посетительских кресел чуть ближе, устроился в нём вполоборота к разверстой клиентке, взял свежий номер газеты со стола и с наслаждением, наконец, закурил.
- А поцеловать!?! - тут же очнулась была притихшая под уже обеими забравшимися ей в топик лохматыми руками Ничипора Анечка и продолжила валять дурака: - Можно сказать, основное событие в моей юной жизни произошло! Лишили девственности и газету читать...
- Ничипора попроси! - Серёга из всех новостей спорта узнал пока лишь то, что у него заново оттопыриваются всё сильнее штаны при каждом косом взгляде на волосато-розовый широко распахнутый "рот" пациентки. - Ничипор, будь другом, обеспечь там клиентке заботу и ласку!
- Без проблем! - с готовностью откликнулся Ничипор и полез целоваться к экс-девственнице.
Анечка замотала головой под озонированной одеколоном опушкой его двухнедельной небритости.
- Ай, Сергей Афанасьевич, он кусается! Щекотно же знаете как!
- Не знаю, я с ним целоваться не пробовал. Всё! Замерли! Анечка, успокой свой животик, не дёргайся! - Серый отложил газету и мундштук, придвинулся прямо со стулом и легко прикоснулся пальцами обеих рук к раздвинутым вздутым губкам. - Так не больно?
Он слегка стиснул губки в пальцах, чуть пошире развёл и стал мягко массировать нежную олохмаченную плоть.
- Нет.
Он раздвинул ещё чуть сильней, любуясь пугливо поджатым пониже колечком сфинктера ануса, прячущегося в кучерявых завитках тонкой шёрстки. Пальцы его всё оживлённей пробегали снизу вверх и обратно по набухающим на глазах створкам.
- А так?
- Н. . нет.