Но не противится, когда я беру её пальцы и возлагаю их на предмет нашего разговора.
- Я не умру, Уля? – с деланной тревогой задаю я ей вопрос.
Теперь наступает её черёд громко и весело смеяться.
- От этого ещё никто не умирал, поверьте мне, - успокаивает она меня, не только не отстраняя своих пальцев от моего хоботка, но и слегка поглаживая его.
- А почему же он тогда так разбух?
- Спросите у Жоры, он в этих делах разбирается…
- Но его же нет, а мне интересно… Скажи, а когда я совсем был маленьким, ты помогала моей мамуле мыть меня?
- Конечно…
- И, значит, видела уже меня голого?
- Ещё бы, но тогда у вас ничего такого увидеть нельзя было тут!
Произнося последнее слово, она слега трясёт мой отросточек.
- А почему моя писька отличается от письки Кати и Нади?
- Откуда тебе знать это?
- Видел. И не только у них… А у тебя можно взглянуть?
И кладу руку на то место, которое желал бы увидеть. Ответа я получить не успеваю: раздаётся дверной звонок.
- Бог ты мой! – восклицает Ульяна и вскакивает. – Кто бы это? Неужто Николай Иванович?
- Да из театра рано, вроде бы, - соглашаюсь я.
- Пойду открою, - говорит она и выходит.
Но тут же возвращается, кидает мне одежду, оставленнуюмною в ванной, и снова уходит. Через две-три минуты появляется опять и сообщает:
- Приходили напомнить, что с воскресенья начнут разносить избирательные карточки… Выборы ведь скоро… Гласных будем выбирать в думу городскую.
- А когда сами выборы?.. Садись!.. Чего стоишь? Не бойся!
- В следующее воскресенье… Прикройтесь одеялом…
- Как бы не так!.. Потрогай ещё, пожалуйста!.. Значит все взрослые приедут сюда… Вот уж мы там без них позабавимся!
- С Катей и Надей?
- И с Верой! А у неё там подруга Оля – дочь хозяйки. Есть ещё одна дылда, но за ней увивается Жора.