- Удовольствие, говорите, - покачиваю головой я. - Не знаю…
Я на самом деле не умел собирать грибы и ходил за ними только ради компании. Но в данном случае собирался воспользоваться тем, что бонна, в чём я не сомневался, останется здесь из-за детей.
- Ну что ж, - выносит свой вердикт госпожа Самарина, - в другой раз я наверно стала бы настаивать, чтобы ты непременно присоединился к нам, но сейчас скажу: иди отдыхай, восстанавливай своё здоровье, набирайся силёнок, они нам ещё пригодятся. А завтра утром посмотрим, что и как…
В ту ночь Аня не пришла ко мне, хотя и обещала. Погода, однако, продолжала оставаться столь жаркой, что я в некотором смысле был даже рад её отсутствию. Она появилась только часа в четыре утра ¬чтобы разбудить неутомимых грибников.
Вскоре я слышу, как вся шестёрка славных уходит. По началу я пытаюсь уснуть, но это оказывается невозможным, потому что спать с торчащим членом чертовски неудобно. Сначала меня возбу-дил приход Ани, а теперь меня смущает мысль о том, что всего лишь в нескольких десятках шагов от меня лежит бонна, хотя доступ к ней столь же невозможен, как если бы она находилась на по¬люсе за тысячи вёрст отсюда.
К счастью, на выручку мне приходит суворовская поговорка, гласящая: «Смелость города берет». Я тихонько поднимаюсь, выхожу и, подойдя к две¬ри главного дома, приоткрываю её - не потому, что у меня созрел какой-то план, а только для того, чтобы узнать, нет ли у меня хотя бы призрачного шанса.
И сделав несколько шагов вдоль коридора, вижу, что кто-то, - полагаю, по небрежности, - оставил одну из дверей приоткрытой. Крадучись и беззвучно, как кот, я пересекаю коридор и осторожно, вершок за вершком начинаю открывать эту дверь всё больше и больше. Затем про¬совываю внутрь голову. И вижу: на кровати, укрытая одной лишь простыней, скрывавшей её вели¬колепную фигуру, лежит бонна. Да, да, та самая женщина, овладеть которой я страстно жел¬ал. Однако, как попытаться расположить её к полноценному соитию, учитывая её чистоту и неприступность? Ведь они наверняка исключают обычную прелюдию.
Опустившись на четвереньки, я подползаю к кровати и, осторожно приподняв простыню, разглядываю обнаженную женщину - женщину, ко¬торую я столь страстно желал: она спит с задранной подмышки ночной рубашкой. Ноги её соблазнительно раскинуты, и я, не в силах противиться своему желанию, тихонько приближаюсь лицом к её маленькой привлекательной вагине, торчащие губки ко¬торой так и просятся на поцелуй.
Вершок за вершком, не допуская никаких неосторожных движений, которые могли бы спугнуть или разбудить мою спящую красавицу, я просовываю голову к месту соединения её раскинутых ног. Правда, один раз она все же пошевелилась и, протянув руку к моему лицу, пробор¬мотала:
- Егор, подожди до утра!
Но поскольку я не шелохнулся, она снова задремала.
Наконец, я занимаю удобное положение и, высунув язык, слегка при¬касаюсь им к её губкам. Ощутив слабое подрагивание, я объясняю его естественным эффектом электробиологии. До меня доходит, что она ещё не проснулась. Тогда я прикасаюсь к губам ещё раз, чуть сильнее, а в следующее мгновение резко веду языком вверх и лизнул клитор. Она тут же просыпается:
- Егор, дорогой, как давно ты этого не делал! Ах, сволочь, да ведь этого больше не было с самого нашего медового месяца!
Я снова принимаюсь орудовать языком, раздвигая её бёдра (хотя на самом деле раздвигать их не было нужды, потому что она сама раздвинула ноги насколько могла), пока не почувствовал, что мой язык вошёл внутрь до предела, и по быстрым судорожным движениям её ягодиц догадываюсь, что если я не извлеку его, она без сомнения тут же кончит.
Весь во власти возбуждения, я бормочу:
- Моя дорогая…
Услышав явно незнакомый голос, она резко сбрасывает с себя простыню и де¬лает попытку разглядеть, кто же это. И, может быть, тут же осознаёт, что это не её муж. Однако, возложив руки мне на голову, низким голосом, в котором слышатся и мука, и наслаждение, произносит:
- О боже! Что это со мной? И как можно?
Бормоча это, она продолжает двигать попкой, и движения эти становятся всё более и более интенсивными. Мне же всё это порядком приедается, рот и нос тонут в курчавостях, произрастающих в её промежности и на лобке, отдельные волоски забиваются в ноздри и становится трудно дышать. Больше не в силах этого вынести, я, убрав язык, поднимаю голову, и вижу, что она, крепко закрыв глаза, томно выговаривает:
- Всё это, конечно, ¬очень дурно… Но что делать? Так продолжаться больше не может… Я уже не в силах! Иди ко мне!
И притягивает меня на себя, а когда я взбираюсь на неё, устремляет свои руки под мой живот, хватает мой член и судорожным движением направляет его в своё уже хорошо смазанное и наполненное моей слюной устье. Причём, несмотря на эту маслянистость и влажность, довольно узкое и потому весьма тесно охватившее мой кончик. На каждый мой качок бонна отвечает удивительно пылко и горячо.
- Ещё, ещё! – шепчет она, встречая своим тяжело дышащим ртом мой язык. – Бога ради, быстрее!
Не удивительно, что при таком чрезмерном возбуждении нам удаётся сделать всего нескольких быстрых движений - дай Бог, полу¬дюжины толчков и выгибаний, - как мы оба кончаем, почти одновременно. Я выпускаю в неё такую струю, что, наверное, во мне в тот момент больше не оставалось ни капли, даже несмотря на то, что бонна пытается выжать из меня ещё хоть немного. Кажется, у меня нет дажесил извлечь свой член. Я так и продолжаю лежать на её небольших, но упругих грудях, безразличный и инертный.
- А как насчёт ещё одного разика? – бормочет бонна, играя с моими волосами, но по-прежнему не открывая глаз.- Ты даже представить себе не можешь, дорогой Егорушка, чем это для меня было!…
Думаю, если бы в этот момент вошёл её муж, с которым она вроде бы делилась своими впечатлениями, она всё равно не смогла расплести объятия, - в столь блаженной истоме она пребывала. Что же касается меня, то я мысленно поздравлял себя с победой, завоеванной благодаря моей непревзойденной сметливости, и внутренне готовился к тому напряжённому моменту, когда она узрит, наконец, кто возлежит на ней. Между тем всё обходится без излишнего драматизма.
Видео
Рассказы