он не видит ничего предосудительного. Наоборот, я кажусь ему парнем серьезным, и в случае таких же намерений с моей стороны он возражать не станет — приличный и обеспеченный мужчина, твердо стоящий на своих ногах, может быть достойным спутником его любимой дочери.
Но после папа-профессор мягко подчеркнул, что воспитывал Настю в твердых устоях, и его дочь должна сберечь свое целомудрие для мужа. То, что Настенька — девственница, я знал и до этого разговора, но отец потребовал с меня слово, что до свадьбы ничего в этом ее статусе не изменится.
Конечно же, я пообещал. Я ее слишком любил.
... Мы лежали в моей постели, расслабленные прошедшим оральным сексом и преисполненные надежд на совместное будущее. Спать не хотелось совершенно. После моих безрезультатных уговоров Насти уснуть, мы просто разговаривали, наслаждаясь тишиной ночи и открытостью наших душ. Еще столько предстояло сказать друг другу, словами создать ту картину, на которую хочется всю жизнь смотреть ВМЕСТЕ.
Договорившись сыграть свадьбу через месяц, мы снова нежно поцеловались.
— Скажи, — вдруг спросила Настя — ты часто вспоминаешь своих женщин?
Я всегда готов к таким вопросам, маленькие девочки ими не застают взрослых, видевших жизнь парней, врасплох.
— С тобой — никогда! — честно ответил я, улыбаясь. Зачем я улыбаюсь, говоря правду?
— А когда меня рядом нет? — насела моя невеста. Я молчал. Что мне ответить этому юному сказочному созданию? Что бывшие женщины — это часть жизни, и потерять их из памяти, значит потерять часть Себя?
Я ничего не ответил, только заулыбался еще. Улыбка была задумчивой, и Настя решила не пытать меня больше. Она поняла ответ. Она действительно была умной.
— А знаешь, — вдруг сказала она — Я должна тебе кое в чем признаться. — Она стала серьезной, словно собиралась раскрыть мне важнейшую тайну. — Только отнесись с пониманием, милый.
— Я только так к тебе и отношусь — отметил я.
Настя очень серьезным тоном продолжила:
— Ты будешь первым моим мужчиной, любимый. Сейчас я позволяю тебе почти все, ну, ты понимаешь... Но я должна признаться, что однажды, еще на первом курсе, был парень, и... — она замялась, я лишь усмехнулся про себя. Настя после паузы, потупив голову, продолжила:
— Он мне нравился. Я пошла с ним на свидание, потом еще, и как-то вечером, он проводил меня домой. В парадном, мы стояли, целовались, и он попросил меня потрогать рукой себя там — внизу... — Настя смутилась, но продолжила: — В общем, я ручкой доставила ему удовольствие. Прямо там.
Я удержался, чтобы не рассмеяться, понимая, сколь серьезно для нее это признание.
— Ты не считаешь меня распущенной, милый? — Настя заглянула мне в глаза.
Я спокойно ответил:
— Нисколько.
В чем же мне предстоит признаться тебе, любимая? В чем — то таком, что откроет меня перед тобой с неизвестной стороны.
— Ты мой князь — ласково сказала Настенька, теребя мои волосы. — Такой же сильный и мудрый.
— Скорее барон — задумчиво заметил я.
— Почему барон? — с непониманием переспросила Настя.
Мои самые юные годы стали проскакивать в памяти. Ну что ж, откровение за откровение, ласточка. Я начал пояснять:
— Я вырос и юность провел в пригороде. За нашим городком была заброшенная усадьба, много лет назад принадлежавшая немецкому барону. У барона было много крепостных крестьян и крестьянок.