Продай Наташку!

"Наташка, лучше не ломайся, он правда отлупит", - поддала Ленка.

"А ты еще не спишь? Ох, смотри, сейчас тоже получишь!" – свирепо отозвался я. Ленка ойкнула и натянула одеяло до самого носа. Все шло точно, как на наших репетициях.

Мишка откинул одеяло на своей кровати: "наконец-то я добрался! Спать хочется, прямо сил нет", сел и стал расшнуровывать кеды, бурча как старик: "быстро иди мыться и сушиться, дура! Мне что, из-за тебя полночи не спать? Я тебе щас покажу, как капризульки показывать, принцесса на горошине выискалась. Взяли ее на свою голову".

Наташка так и стояла посреди комнаты, захлебываясь слезами и соплями, мертвой хваткой вцепившись в свой купальник.

Я не спешил. Девчонка поняла, что ее дело – труба. И сейчас уже представляла, как ее хватают, сдирают последнюю одежду, и наглые мальчишеские пальцы бесцеремонно шуруют во всех Наташкиных местечках, о которых она даже сама не могла подумать без того, чтобы не покраснеть.

Я Наташке время как следует прочувствовать всю безнадежность, нафантазировать все самое унизительное, что с ней вот-вот начнет происходить, придумать себе такие стыдные ужасы, каких и в жизни-то не бывает.

И только потом как мог грозно сказал: "все, считаю до трех и беру ремень". И тут же, как будто внезапно поняв, перебил сам себя удивленным вопросом: "подожди! Ты чего, стесняешься, что ли?".

"Дааа-а-а-а!!!" – рыдающим воплем ответила Наташка. Ирка с Ленкой захихикали, словно она сказала что-то смешное. Я почесал затылок, задумчиво оглядел бунтовщицу с головы до ног, и хмыкнул: "что же ты, дурында, сразу не сказала? Я думал, ты просто выпендриваешься. Ну, и что нам тогда делать?".

Сделал вид, что подумал еще, и решил: "ладно, тогда мы сейчас с Мишкой выйдем на веранду, ты сама мокрое снимешь... Ленка, приведешь ее в порядок и разотрешь как следует: вон она вся в гусиной коже. Да, и намажь обязательно, не забудь".

Мишка снова забухтел, как нанятый: "стесняется она... было бы чего... ни сиськи, ни письки, и попка, как у киски, а туда же... Я уже кеды снял... вот сейчас этим кедом как надаю по заднице – тогда точно будет чего стесняться, весь зад синий будет... Я уже спать собрался, не пойду никуда..." – но он уже встал и потопал на веранду со своими кедами в руках, продолжая бурчать. Проходя мимо Наташки, он замахнулся кедом.

Наташка не отскочила. Ясно было: он только пугает. Она все еще всхлипывала и шмыгала носом, но уже поняла, что случилось чудо. Мир, который пятнадцать минут назад разлетелся на куски и погиб навсегда, вдруг воскрес - и оказался уютным и ласковым. Злобные безжалостные монстры превратились в обычных мальчишек. Даже не обычных, а понимающих, вежливых, уступающих Наташкиным желаниям, уважающих, а не высмеивающих их. Странноватых, конечно (с чего это они вдруг с Иркой и Ленкой как с дошколятами себя вели? Как будто бы себя нашими мамами и папами воображают. А может, все-таки придуриваются, а сами только и ждут, чтобы нас полапать? Еще подмывать меня вздумали, гады. А я ведь уже большая! Нет, точно как папа с мамой: те тоже вечно не понимают, что я давно большая). Странноватых, но безобидных. Не опасных. Своих в доску.

Мы с Мишкой курили на веранде и прислушивались, как Ленка выдает свой разученный текст: "да не зайдут, точно не зайдут. Клянусь чем хочешь. Раз сказали – не зайдут. И подсматривать не будут. Ну сказала же, точно. Хорошо, сама подмойся. Подожди, вытру тебя. Дай спину разотру. Ну ты даешь, малявка. Тоже мне, нашла, кого стесняться – Борьку с Мишкой. Они же нам как старшие братики. Мы их ни капельки не стесняемся. Все, лезь давай. Лезь-лезь, я всегда только с краю сплю, брысь с моего места".

"Мальчишки, уже можно!" – крикнула она. Все до сих пор шло тютелька в тютельку по моему плану.

Войдя в комнату, я посмотрел на лежащие на краю столакупальники, и (якобы только сообразив) разворчался не хуже Мишки: "вот блин, чуть не забыл. Их же сушиться повесить надо. Черт, опять дверь открывать...". Я сгреб все купальники и потащил их на улицу. Наташка заволновалась и хотела возразить - но возразить ей было нечего.

Когда я вернулся в комнату, Мишка уже лег. Я на глазах у Наташки взял со стола крем (чтобы она потом не удивилась, когда он внезапно появится в другом месте) и свое одеяло. Выключил свет, завалился в третью кровать, и облегченно вздохнул: все самое трудное уже было сделано, оставалась ерунда.

Слышно было, как шушукаются девчонки. "А ну, быстро спать, кому сказано!" – сказал я.

Ненадолго все стихло, потом голышки снова зашептались. Временами поднималась возня и сдавленные хихиканья.

Мы с Мишкой пытались угомонить мокрощелок. Они (как и было запланировано) отвечали: "да-да, хорошо, уже спим", но не поддавались. Возня и смех становились все громче. Девчонки баловались. И я, и Мишка периодически читали им нотации занудными и противными "взрослыми" голосами. Голышки затихали на пару минут, и все начиналось сначала. Я знал, что сейчас они тискают и щекочат одна другую, не забывая и нашу новенькую, перехихикиваются, шепотом обсуждают знакомых мальчиков...

Ясно, что их возня "мешала нам с Мишкой спать". Но наши угрозы были все занудней, да и девчонки, отозвавшись: "хорошо-хорошо!", сами шушукались: пацаны просто бурчат – можно не обращать внимания.

Прошло около часа. Я решил, что пора. Наш спектакль был почти закончен. Оставался только маленький финальный акробатический этюд, и потом мое длинное соло в конце. Я сказал: "все, вы как хотите, а я сплю".

Это был условный сигнал. "Последний раз предупреждаю: сейчас получите!" – подхватил Мишка. И почти сразу с кровати голышек раздалось дикое ржание: услышав Мишкину реплику, наши актриски с двух сторон защекотали и затискали Наташку.

"Ну нет," – сказал я, - "надо эту троицу разлучить. А то до утра спать не дадут". Не спеша, якобы очень неохотно, выбрался из постели и включил свет.

Мишка тоже встал, почти натурально зевая и ругаясь. Мы подошли к голышкиной кровати и сдернули с них одеяло.

Лежащая с краю Ленка навалилась животом на Наташку, вцепилась в нее руками и закинула ногу. Выглядело это так, будто она уползает от нас, но на самом деле она принимала удобную для Мишки позу.

Тот сразу же ухватил Ленку в "подъемный кран" (просунул одну руку ей между ног – так, что ладонь легла на письку, другую поперек сисек) и потащил Ленку из постели. Она заболтала ногами, запищала сквозь смех, и отпустила Наташку только когда та оказалась на краю кровати – чтобы мне лишний раз не тянуться.