— Именно, именно! Скорей, друзья мои, занимайте места! — кричал профессор, топая к каменным глыбам. Дэйва вдруг осенило, что их круг на репетициях «Большого Взрыва» соответствует плану Стоунхенджа. Его пробрал холодок, но он вместе со всеми шел вперед, держа Миранду за руку.
Было зябко, но не слишком. Босые ноги окунались в росистую траву, приятную до чертиков: бархатный холод росы пронизывал все тело, а утренний ветерок вдувал в него щекотку, легкую, как дымка над горизонтом.
Они расселись, как на «репетициях», — с тем только отличием, что в центре воссел не Ржавчина, как обычно, а сам профессор Лоули. «Гордон, не подведи, умоляю" — крикнул он Ржавчине, севшему с женой возле Дэйва и Миранды — там, где должны были сидеть беглецы. Жена Ржавчины, кудрявая шатенка с карими глазами, мохнатым хозяйством и большими ореолами сосков, жмурилась, мотала головой и твердила «я не могу». «Они ведь не тренировались с нами», думал Дэйв, «бедная миссис Ржавчина, что она чувствует... «
Сидеть голышом в росистом дерне было зверски приятно: тело наливалось терпкой чувственностью, зудящей в паху, и Дэйв обнял Миранду, сразу прильнувшую к нему. Член мгновенно вскочил по стойке «смирно», и Дэйва потянуло привычной умильной волной к Миранде, к ее телу, к трогательным грудям, которые сразу захотелось вжать в себя, сосок к соску... Он лизнул Миранду в нос, говоря ей «доброе утро», и одновременно потрогал ее раковинку, прохладную от росы. Миранда засопела, подалась к нему — и оплела его руками-ногами, надевшись на его пах.
Дэйв обволакивающе целовал ее, и краем глаза видел, как миссис Ржавчина с ужасом глядит на них, а Гордон высасывает ее великолепные груди. Она была багровой от стыда, и на щеках у нее блестели мокрые дорожки, но спина ее уже гнулась пантерой, а бедра начинали вытанцовывать танец любви. Мало-помалу все пары возбуждались, входили в азарт, и вскоре весь Стоунхендж заполнился стонами и хлюпаньем рук в женских бутонах. Жена Гордона позабыла обо всем и жалобно подвывала, распластавшись в траве: муж лизал ей гениталии. Некоторые уже приступили к сексу, и Дэйв нетерпеливо бодал Миранду членом, покусывая ей губы. Профессор пялился на питомцев, подпрыгивая от нетерпения на месте.
Небо светлело на глазах, окутывая глыбы лиловым сиянием. Миранда урчала, широко раскрывая рот и глаза: Дэйв почти подвел ее к порогу оргазма и теперь напористо сношал, упираясь членом в «точку взрыва», как они прозвали ее. Он вслушивался в ритм своих соседей, пульсируя в такт с ними, и чувствовал десятки невидимых нитей, связывающих его с Мирандой и другими участниками рассветного действа.
Вдруг прямо перед его глазами показался рыжий край солнца.
Вся равнина мгновенно залилась потоками света, густевшего на глазах, а под каменными глыбами натянулись мглистые тени. Свет проник в тела Дэйва и Миранды, наполнил их странной щекоткой, слившейся со щекоткой в паху — и Дэйв почувствовал: ПОРА. Незримый клубок сладострастия натянулся, завибрировал — и ухнул в сладкую бездну; ухватив Миранду за бедра, Дэйв буравил ей «точку взрыва», смотрел в ее стекленеющие глаза и чувствовал, что оргазм будет сильным, куда сильней обычных «тренировочных». Всеобщий вихрь накалялся лучами рыжего солнца, пока не вскипел и не взорвался единым криком сорока двух тел.
Кончая и сгорая вместе со всеми, Дэйв и Миранда видели, как все вокруг осветилось ослепительным светом, направленным не с востока, а прямо с неба, из зенита. В них влилось НЕЧТО, смешалось с телесным огнем, взбухло в них, натянуло их тела так, что Дэйв с Мирандой не могли ни стонать, ни дышать, ни даже думать; на мгновение они очутились в сияющем мареве без верха и низа, — наслаждение распылило их, и они таяли волнами сладкого света, который постепенно сгущался, принимая форму каменных глыб, кустов и всего, что было вокруг них.
Невероятный оргазм отходил прочь. Между телами, распластанными в траве, искрило цветное свечение, похожее на северное сияние; затем оно расточилось и исчезло. «Большой Взрыв» был окончен.
Долго, долго Дэйв с Мирандой лежали вповалку на траве, не в силах говорить и двигаться. Им было хорошо и бездонно, в них набух цветным комом весь мир, и из глаз текли слезы; они понимали друг друга, не говоря и не раскрывая глаз, и Дэйв каким-то непостижимым чутьем ощущал биение сердца Миранды, слышал вкус и цвет ее мыслей и ощущений, видел сладость в ее теле, и знал, что она так же видит и слышит его, Дэйва.
Понемногу внешний мир возвращался к ним шорохом листьев, пением птиц, стонами соседних пар и другими звуками — среди которых вдруг очертился стон совсем иного рода.
Дэйв вздрогнул и открыл глаза.
Солнце уже поднялось довольно высоко над горизонтом. Из-за каменных глыб слышалось надрывное кряхтенье, и туда уже шел Гордон. Дэйв поднялся и растормошил Миранду:
— Смотри!..
Из-за глыбы слышался голос Гордона:
— Что, не ожидали, профессор?
— Но почему? Почему? Оооо... Ведь я не должен был... Должны были они... А я... я...
— Вы неверно перевели, профессор. Хоть вы и утаили от меня метод перевода, но я перевел сам. И прочел совсем не то, что прочли вы.
— Но... но...
— Вы думали отобрать у них энергию и забрать себе, а вышло наоборот: ваша энергия перешла к ним.
— Господи!... Помогите мне... еее...
Кряхтенье слышалось еще секунду-две, затем умолкло.
Дэйв с Мирандой пересеклись взглядами и, не говоря ни слова, вскочили и подбежали к Лоули. Сзади подошли остальные, обступив центр Стоухенджа голым полукольцом.
Профессор лежал без движения. Над ним стоял Гордон.
Видео
Рассказы