***
- Ой-ей-ей! Ааааоу! Не могу-у-у!.. Виктор Алексеееееееееич!.. Не мучьте! А... а... умира-а-аюююю!.. ЫЫЫЫЫЫЫ...- и Ника билась в оргазме, обхватив Виктора ногами, а он буравил языком ее пизду, руками выкручивая соски.
- Так... успокойся... так... ну вот. Сладко? Сладенько моей девочке? А мурлыкать будет моя девочка? А так? - и он нежно проводил ладонью по голому боку, отчего Ника выгибалась и действительно мурлыкала…
Взгляды их были пьяны, на лицах играли диковатые улыбки. Они говорили друг с другом бессвязно, урывками, - прикосновения, ласки вполне заменили им слова.
- Так... а теперь на животик... Писюлечка наша еще болит, да? мы ее трогать не будем, - а вот сзади у нас есть еще одна дырочка...
- Нееееет, - сладко ныла Ника, перекатываясь на живот. - Вы меня будете... туда?
- Буду. Мужайся, Земляничка. Вначале будет немного бо-бо, а потом...
И он драл ее попку, стараясь, впрочем, не делать ей больно, а Ника выла и жаловалась:
- Оооу! Я сейчас лопну!.. Ооохх! Такое чувство, что вы на кол меня... что вы в меня... оой! даже тошнит немного... Оооооооууу, я не могу, не могу! Не мучьтееееееееее!.. - Но Виктор крепко держал ее, и скоро она уже хрипела и плакала, кончая от члена в попке, распиравшего, натянувшего ее до ушей, как чулок на манекене...
...Они лежали и тихонько стонали. Говорить не было сил. Ника думала, как это так получилось, что она жила себе тихой, скромной, правильной девочкой, и вдруг в один день все это полетело в тартарары, и она за день испытала Все Это... и Виктор Алексеич, такой привычный... Боже! и теперь она - не та, что была, а какая-то уже совсем другая Ника... А Виктор думал: только что я делал это. Мы делали это. Я и Ника. Ника...
- Уже пол одиннадцатого, - сказал он.
- Выгоняете? - отозвалась Ника и потерлась, как кошечка, о его бок.
- Мама волноваться будет. Мы же «занимаемся»...
- О да. «Занимаемся»... Чем?.. - И они тихонько хихикали.
- Я отвезу тебя. И одену. Лежи, - и Виктор стал натягивать на нее трусики, колготки, брюки...
***
...Виктор стал чаще отсылать концертмейстера - и каждый урок наедине с Никой кончался Этим. Они закрывались - и умирали от оргазмов, от запретного восторга и от страха разоблачения. Ника стала ездить домой к Виктору на "дополнительные занятия", которые проводились безо всякого предохранения, - и истекала спермой Виктора, как весенней влагой, а рот ее горел от поцелуев, от минетов и от соленого привкуса его тела. Ника порозовела, налилась и стала убийственно хороша. В ее речи появились томные, медлительные нотки...
Через какое-то время люди стали замечать неладное. То Ника, забывшись, крикнет: "Виктор Алексе-е-е-еич! Давайте скорей уже!.." - и, опомнившись, прикроет рот рукой; то они пройдут по коридору, обнявшись за талии; то Виктор украдкой прижмет к себе Нику, поцелует ее, взъерошит ей кудри... Стали замечать, что регулярно, после занятий, Ника садилась в машину Виктора и уезжала с ними. Чьи-то зоркие глазки подсмотрели, наконец, как Виктор мнет и теребит Никину грудь, а та закатывает глазки от счастья...
Наконец декан вызвал Виктора к себе.
- Виктор Алексеевич, мы ценим вас как блестящего профессионала... но вы сами понимаете: так дальше продолжаться не может...
- Что не может?
- Что, что!.. Сами знаете что! Всякий стыд потеряли! Уже и целуетесь с ней в коридоре...
- А почему я не могу поцеловать в коридоре свою жену?
- Причем тут жена! Вы еще и женаты! И тащишься за студентками, как пацан! Выдрал бы тебя за уши!.. Гений нашелся, Казанова виолончельный...
Пока декан разорялся, Виктор достал свой паспорт, развернул его и показал декану. Тот глянул - и умолк на полуслове.